Бисмарк. «Железный канцлер»

Своим доброжелательным выступлением в Шёнбрунне Бисмарк пытался не в последнюю очередь подсластить австрийцам пилюлю поражения в таможенном вопросе. На какое-то время это удалось. «Политическая часть встречи завершилась весьма удовлетворительно и укрепила наш благодатный альянс» — писал Франц-Иосиф матери[300]. Однако вскоре стало очевидно, что Бисмарк переиграл австрийских политиков. Союз с Пруссией из желательной комбинации превратился в вынужденную — как писал в октябре австрийский император, «к сожалению, союз с Пруссией является в сложившейся ситуации единственно правильным, и нужно продолжить прилагать усилия к тому, чтобы сохранить Пруссию на верном пути»[301]. Выступавший за сотрудничество двух держав Рехберг был отправлен в отставку. Венские политики все больше склонялись к конфронтационному курсу.

Здесь необходимо остановиться на одном достаточно важном моменте. Уже после смерти Бисмарка историки самых разных направлений — от восторженных почитателей до радикальных критиков «железного канцлера» — любили изображать вооруженные конфликты с Данией, а затем Австрией и Францией результатом едва ли не единоличных усилий главы прусского правительства. Бисмарк при таком раскладе оказывался либо гениальным стратегом, сумевшим загнать противников в ловушку, либо воинственным злодеем, раз за разом нарушавшим мир и спокойствие в Европе. При этом совершенно упускалось из виду то обстоятельство, что противники Пруссии вовсе не были невинными жертвами гениального политика. И в Копенгагене, и в Вене, и в Париже политическая элита, каждая в свой черед, также взяла курс на конфронтацию и внесла как минимум равноценный с Берлином вклад в развязывание вооруженного конфликта. Это в полной мере касается и политики австрийского кабинета после отставки Рехберга.

В какой мере сам Бисмарк целенаправленно стремился к развязыванию конфликта с Австрией? На этот счет также существуют различные точки зрения. К примеру, современный биограф «железного канцлера» Кристоф Нонн утверждает, что в 1864 году Бисмарк «был далек от того, чтобы провоцировать вооруженный конфликт с Австрией (…) В основе своей он, как и Рехберг, мечтал о возвращении эпохи Священного Союза (…) В 1865 году он по-прежнему считал приоритетной задачей согласие и сотрудничество с Австрией»[302]. Представляется весьма сомнительным, что Бисмарк действительно желал возрождения Священного Союза, который намертво блокировал бы любое изменение баланса в пользу Пруссии. Он действительно держал открытыми несколько путей, среди которых был и путь сотрудничества с Австрией. Однако этот вариант подразумевал согласие Вены на прусскую гегемонию, как минимум, к северу от Майна. Бисмарк вряд ли строил себе иллюзии по поводу того, что австрийское руководство легко согласится на такие условия. Для Вены даже равноправие с Берлином означало бы серьезную потерю влияния и престижа. Именно поэтому Бисмарк еще в 1850-е годы писал о высокой вероятности — и даже неизбежности — столкновения двух германских держав.

Северные герцогства были в этом плане для главы прусского правительства поистине бесценным приобретением. Находясь в совместном владении двух великих держав, они предоставляли прекрасную возможность в любой момент как обострить отношения между ними, так и осуществить разрядку напряженности — в зависимости от того, что было выгоднее главе прусского правительства. Таким образом, в руках у него оказались все инструменты, необходимые для того, чтобы существенно продвинуть вперед решение германского вопроса.

События вокруг герцогств оказали серьезное влияние на положение внутри Пруссии. Как известно, военная победа способна вызвать весьма серьезные перемены в общественном мнении, особенно если сама война популярна. Кампания против Дании, посягнувшей на немецкие земли, пользовалась широкой поддержкой в обществе, а ее успешный итог значительно увеличил популярность ее инициаторов. Хотя противостояние правительства и нижней палаты парламента продолжалось, и либеральное большинство твердо стояло на позиции неприятия Бисмарка и его политики, первые трещины в едином фронте противников министра-президента не заставили себя долго ждать. Как сказал бы Черчилль, это было не начало конца, но определенно конец начала.