Свидание для них устраивал Мишель Морт, так что единственное, что они должны были сделать, это набрать номер и уточнить время. Звонил Аллен. По телефону у Селина был застенчивый, нежный и молодой голос, который очаровал Аллена и заставил его воскликнуть: «Как я рад слышать ваш голос!» Неуверенным голосом Селин сказал ему: «Приходите в любой четверг после четырех». Восьмого июля 1958 г. Аллен и Билл — Грегори отправился проведать свою очередную подружку — сели на поезд до Бэс Мейдона, это дальние пригороды Парижа к юго-западу, где-то половина пути до Версаля. Селин с женой Люсьет Альманзор жили в доме 25 по улице Гард, район Мейден; вилла в стиле Луи-Филиппа принадлежала Люсьет. Дом стоял в заливчике, где Сена катила свои волны вокруг Билланкурта и Сен-Клод. Окна выходили на дорогу, на железную дорогу и на два канала Сены. С этой стороны Селин видел вдали Париж с Эйфелевой башней на горизонте. Это был отдельно стоящий трехэтажный деревянный оштукатуренный и побеленный известкой дом с мансардой под крышей. Билл с Алленом подошли к воротам и позвонили. Залаяв, подбежали большие собаки. К ним вышел Селин.
Селину было 67 лет, это был крупный мужчина, он был высок, но сутулился, поэтому казался ниже, с изможденным лицом, землистой кожей и ярко сияющими глазами. Хотя стояло лето, он кутался в шарф. Несмотря на свой возраст, он продолжал работать семейным доктором — у него было несколько пациентов, а его жена давала уроки балета. Вновь вспыхнул интерес к его писательскому таланту. Недавно он закончил «Dʼun Chateau lʼautre», книга вышла в июне 1957 г., и работал над «Nord».[50]
В начале года «Плон» опубликовал его «Entretiens familiers» («Разговоры») с Робером Пуле. Все журналы взяли у него интервью, у него была даже запись, сделанная на студии «Фестиваль» для их серии передач «Leurs oeuvres et leurs voix»,[51] которая прошла в октябре 1957 г. Он стал литератором, и журналисты задавали ему любые вопросы — от восхода луны до «Дон Кихота».Не всем нравилось такое развитие событий. После войны Селина обвинили в пособничестве немцам и в антисемитизме, но его книги были запрещены и в нацистской Германии, так что его мнение о немцах было ненамного выше его мнения о своих соотечественниках. Во время войны члены Сопротивления разгромили его парижскую квартиру и уничтожили все бумаги; соседа избегали его. Он понял, что его не хотят видеть, и переехал в Германию, потому что у него было немного денег на обычную жизнь. После шести лет, проведенных в Германии, из которых два года в 1950-х он просидел в тюрьме, Селин вернулся во Францию, где власти стали готовить документы об его экстрадиции за пособничество. Эти обвинения были сняты, но подозрения в коллаборационизме и в антисемитизме преследовали его.
Селин, Аллен и Билл сидели в маленьком дворике за домом, на больших ржавых садовых стульях, за старым ржавым столом, смотрели на ржавую ограду клумб в запущенном саду и пили вино, принесенное Люсьет. Шесть собак носились вокруг, и Билл очень боялся, потому что ненавидел собак. Аллен спросил по-французски, опасны ли собаки, а Селин по-английски ответил, что нет, они только шумят, чтобы люди нервничали и боялись. «Я хожу с ними в полицейский участок, чтобы они защищали меня от евреев», — сказал он, поглядев на Аллена. Он имел в виду угрозы смерти и полные ненависти письма, которые он и сейчас иногда получал от людей, убежденных, что он — пособник нацистов. Он рассказал им, что соседи дают собакам мясо с ядом.
Селин и Билл пустились в длинную беседу о том, в каких тюрьмах они побывали. Селин сказал, что нельзя узнать страну, не побывав в ее тюрьмах. Он рассказал о том, как сидел в Германии: «Как-то раз один здоровенный детина просто пихнул меня кулаком в живот, не говоря ни слова». Не лучшего мнения он был и о датчанах: он считал их гнусными, трусливыми нытиками. Они разговаривали о том, что Билл сидит на наркотиках, и Селин рассказал им, что как-то предотвратил панику на тонущем корабле, вколов каждому морфина, эту историю он позднее использует в одной из своих книг. Они говорили о Жан-Поль Сартре, Сэмюэле Беккете, Анри Мишо и Жане Жене, однако Селин назвал их всех мелкими рыбешками, плавающими в пруду. Они подарили ему «Вопль», «Бензин» и «Джанки» и сказал и, что он оказал влияние на них всех. Он ответил, что сейчас уже не очень хорошо говорит по-английски, но по-прежнему может читать на нем. «Я погляжу», — пообещал он. Общались они на смеси французского и английского.