Битов, или Новые сведения о человеке

И вот отлив… Среди мочалок тины
Выклевываю зерна янтаря.
Вдыхаю тлена запах непротивный
И время провожу свое не зря.

Бежав от суеты, системы и обид

В сень мне любезную, прекрасного пейзажа
В упор не вижу… Мне по силам вид –
Бутылки, поплавка, ракушки, пробки, скажем.

Мир за моей спиной, и мир вокруг меня,

И я в нем заключен, как следствие в причине,
Как выброшенный морем Бытия
Тот янтарек. Как муха в паутине.

Последнее вниманье истребя

На гребешке волны, на донышке отлива,
Что мне найти еще внутри себя?..
Остановись! Взгляни на гладь залива!

Там солнце и лазурь! Там парус и крыло!

Там не куриный – Бог! Там все, чем мы не нищи…
Здесь лодочный скелет, обглодано весло,
Оборванная снасть, бочоночные днища…

Здесь сон обуглился, как яви бахрома.

Ночной горшок слепит на солнцепеке,
Он бел, как кость, и чист, как смерть сама –
В нем ничего ночного и в намеке!

То свет иных богатств, наследственный настой

Из Стивенсона или Робинзона…
И я нашел горшок. Он полон пустотой.
И я забыл, что это погранзона.

«Стой! Кто идет?» И ты замрешь, как штык,

Как лист перед травой, стыдясь своей добычи.
Ты нарушать законы не привык
В одних трусах, средь знаков и отличий.

Они тебя простят, они тебя поймут,

Они отпустят, лишь прогонят с пляжа…
Лишь посмеются… Даже не пугнут,
А ты придешь домой, и ты на койку ляжешь.

И будешь думать ты о том же, все о том,

Что есть и есть они, повсюду, где нас нету.
Что жизнь свою на берегу пустом
Нельзя воспринимать за чистую монету…

Впоследствии и я стал дарить Битову свои книжки, в том числе и мемуарные, и стихотворные, а получал взамен его книги с дарственными надписями. На мой взгляд, эти надписи могут много сказать о характере Андрея. Приведу здесь самые интересные.

В подаренном номере журнала «Звезда» № 8 за 1976 год, который открывался повестью «Улетающий Монахов», было написано: «Дорогой Пан! В доме Паевского, что расположен в Восточной Пруссии, неподалеку от местечка Росситен, была написана эта вещь, по крайней мере наполовину. Надеюсь, что хотя бы наполовину она придется тебе по вкусу. Привет! Андрей. Сент. 76».

На форзаце книги «Дни человека» Андрей написал: «Пану Паевскому – полуполяку от полунемца – с естественной точкой встречи именно на Косе. Сердечный привет! Андрей Битов. 29 декабря 76 г. С Новым Годом!». А на форзаце «Семь путешествий»: «Пану Паевскому – книгу, в которой намешано не меньше кровей, чем в нем, – дружески. Андрей Битов. Сентябрь, 76».

Андрей проложил дорогу на косу и другим известным людям – журналисту Юрию Росту и писателю Юзу Алешковскому (незабвенному автору известной зэковской песни «Товарищ Сталин, вы большой ученый и всех наук вы главный корифей, а я простой советский заключенный, не коммунист и даже не еврей»). В нашей книге посетителей полевого стационара появилась в те годы и такая запись Юрия Роста: «…Вы давно вошли в мою жизнь как литературные герои Андрея и были любимы. Теперь, побывав здесь, я убедился, что хорошие люди и хорошая литература могут соседствовать реально…»

Несмотря на то что с 1997 года я уже работал не на биостанции института, а в самом Зоологическом институте в Петербурге, мы с Андреем неожиданно встретились вновь на полевом стационаре в августе 2008 года. Он подарил мне книгу «Моление о чаше. Последний Пушкин» и написал: «Пану 12-го – про то, как человеку было никак не лучше, чем нам. 24.08.08. 12-й км. А. Битов».