Битте-дритте, фрау-мадам

— Тогда что-нибудь придумаем, — моя рука дернулась в отметающем сомнения жесте. — А вы срочно на автобус. Да, еще дайте-ка номер сотового, по которому я смогу с вами связаться. На всякий случай.

С трех попыток запомнив номер Панфиловой, я покинула коттедж и, усевшись в «Опель», тихо покатила по улице. После всего услышанного в душе что-то царапало и скреблось. Лучше бы я их в убийстве подозревала, честное слово. Было бы и проще, и понятнее. А так… Интересно, а как бы я поступила на месте Саши?

Этим вопросом я задавалось почти весь путь до Дмитровки. Пока, войдя в стоящий нараспашку дом Семена Романовского, не нашла в нем ни одной живой души. Ведь нельзя же считать живой душой измученного похмельем хозяина, уткнувшегося на кухне в вышитое полотенце, доставшееся ему еще от прабабушки, и рыдающего в голос.

— Прос-т-ти, Никочка! — ревел бугай, размазывая пьяные слезы. — Все водка. Паленая. Все она, злодейка! Приезжали за ним. От Иловского. А я, а я…

Наполовину полная бутылка водки была сметена могучей дланью упакованной в лубок. И я, внутренне холодея, поняла: если Семен решился на порчу столь ценного продукта, значит, дело действительно плохо.

— Они его забрали? — я устало опустилась на стул. — Как же они узнали, что он у тебя?

— Я виноват, — Семен склонил покаянную голову на грудь. — Я по всей деревне прошел. Каждому в глаза поглядел и сказал, чтобы рот на замке держали, а то…

Кулак Романовского с грохотом опустился на столешницу, отчего вся посуда с жалобным звяканье подскочила на пол ладони.

— Сволочи! Узнаю, кто проболтался, убью!

— Да как они узнали, что здесь надо искать?

— А никак. Они в музей приезжали. Никого кроме этого историка чокнутого не нашли. Поговорили с ним, как следует, ничего не узнали и решили к нам для очистки совести завернуть. А тут Серега ходит по деревне и на девять дней тестю своему самогон собирает. Потому, что после того, как мы его паленой водкой потравились, мужики наши решили, что водку больше не пьют. Только самогон.

— А это как же? — я укоризненно тычу в упавшую на пол бутылку.

— А это я не сам, — с гордостью отвечает Семен, выпячивая волосатую грудь из потерявшей большую часть пуговиц рубашки.

— Как это не сам? В тебя ее насильно заливали, что ли?

— Ага, — кивает он, глядя на меня честными глазами. — Насильно. Это все предатель-Серега! Купился, гад, на ящик коньяка и выболтал, что видел подозрительных мужчину и женщину, входящих ко мне в дом. Вот эти бандюги и пожаловали. Ну и повязали меня. Зря ты мне, телохранительница, руку сломала, я с ними по-другому бы поговорил. А так, срам один — с четырьмя козлами справиться не мог! Изолентой меня замотали, и давай по дому шастать. Все обнюхали. И сарай, и чердак, и погреб…

— Погоди, — мысли у меня в голове ворочались медленно, но все-таки ворочались. — Погоди. Ты хочешь сказать, что Панфилова в доме не было?

— Ес оф кос, — блеснул Романовский знанием иностранных языков. — Ни в доме, ни в сарае, ни на чер…

— Куда же он делся?!

— Ушел.

— Как ушел? Один? Он что, проснулся нормальным?

— Нормальным — ненормальным, а выпить оказался не дурак, — «успокоил» меня Семен. — Я ему сразу с утра полстакашки налил, для промывания мозгов. Потом еще полстакашки…

— Господи, ты ж его убить мог! — ахнула я. — Алкоголь поверх гипноза… Да у него еще сердце… Это же черте что могло получиться!

— Ну, что получилось, то получилось, — туманно обронил Романовский и, ничтоже сумняшеся, поставил на стол непролитую до конца бутылку. — Я тоже немножко испугался сперва. Думал, скорую придется вызывать. Но тут приходит Егоровна…

— Кто?! — я слегка опешила. — Степанида Егоровна?

— Ну, да. Баба Степа. Она раз в неделю в деревню приходит за продуктами. Видать, ей кумушки у магазина доложили, кто у меня гостит. Она и пришла. И Панфилова твоего драгоценного забрала.

— Куда? — Лимит моего удивления был исчерпан на год вперед, а соображения хватало только на односложные вопросы.

— К себе, в избушку, — как маленькой растолковывал мой собеседник, плавно превращаясь в собутыльника. Я и не заметила, что передо мной уже стоит на треть полный стакан. — Сказала, лечить его будет…

— Надо же какое совпадение, — бормочу я, решительно отодвигая стакан. — Она его забрала и иловские молодчики остались ни с чем. Слава богу…

— Нет, не слава, — Семен помрачнел и даже отодвинул вслед за мной непригубленный стакан. В его взгляде отвращение мешалось с вожделением — как будто вместо стакана перед ним стояла последняя деревенская потаскуха. — Когда они его у меня не нашли, то не успокоились. А захотели выяснить, куда я его спрятал. Попался среди этих козлов один башковитый, решил, что по-плохому со мной договориться не получится. И договорился по хорошему, — он снова посмотрел на водку. — Поначалу они мне ее через воронку заливали. Ну, а потом… Потом не помню. Очнулся под вечер на кровати, не связанный, и никого нет. А это значит, что я им про избушку Егоровны спьяну все выболтал…