Битте-дритте, фрау-мадам

— Вот, когда заживет, тогда и поговорим. Я тебе из Германии позвоню…

— Ах, ты!..

Да уж, сцена разыгралась безобразная. Хорошо, что кроме нас троих в избушке уже никого нет. Деликатный Панфилов дал нам возможность поговорить по душам, исчезнув в черном провале потайного хода.

— Замолчите! — я демонстративно зажала уши. — Ваши разборки устраивайте без меня и в другом месте. Желательно подобрать какой-нибудь дальний полигон. А там хоть орите, хоть деритесь, хоть стреляйтесь — меня это не интересует. Не нужны вы мне. Оба. Достали уже!

— Нет, погоди, — лицо Немова приблизилось к моему. — Помнится, ты мне обещала кое-что. За спасение вот этого сопляка. Уехать со мной в Германию, например?

— Это правда? — голос Павла утратил такую родную хрипотцу и звенел деревом на морозе.

— Да. Но я аннулирую сделку! Ни с кем и не куда не поеду. Тут останусь жить. У Егоровны. Убирайтесь с моей кровати. И чтобы глаза мои на вас не глядели!

— Нет, погоди! — Виталий в отличие от подскочившего с кровати Павла, придвинулся еще ближе. — Ты мне слово давала, а теперь, выходит, в кусты?

— Мое слово! Хочу дам, хочу обратно заберу! — мой жалобный тон не вязался с таким категорическим заявлением. — Оба с глаз моих долой. Кругом, шагом марш!

— Почему, это оба? — спросил Виталий. — Я тут один остался. Твой Челноков давно уже в бункер уполз. Струсил, наверное.

— Сам ты струсил! Да он!.. Да ты!.. Да я!.. — у меня не хватало слов. Эмоции девятым валом захлестнули остатки разума. Но зато ноги все сделали правильно. Уже через секунду я вползала в печь и, оббивая головой низкий потолок лаза, поползла вслед за Павлом. У него же рука! Как же он с одной поползет?!

Это наверняка выглядело смешно. И я бы с удовольствием посмеялась, если бы не навернувшиеся слезы. Мама дорогая, за что?! Неужели мне суждено быть навечно распятой между двумя этими мужиками? Даже сейчас я слышу впереди тяжелое дыхание Павла, а позади в полголоса матерится Виталий. Господи, хоть бы ты решил все за меня! Как угодно! Не могу я больше на половинки разрываться!

Хорошо, что в пещере метался луч фонаря, иначе на таком взводе я запросто кувырнулась бы вниз, позабыв о том, что лаз начитается (или заканчивается) почти в метре от пола. Следом за мной десантировался Немов, и в небольшом каменном мешке сразу стало очень тесно.

— … скрывали это от меня, — Зацепин водил фонарем по двери бункера и укоризненно качал головой. — Эх, Степанида Егоровна, Степанида Егоровна… Знаете ведь, что я тайны умею хранить. Вашу вот, сколько лет храню…

— Хранит он! — возмутилась баба Степа. — Тоже мне хранитель нашелся! А кто Нике все про меня разболтал? Увидел смазливую молодку и растаял. Что ты знаешь о тайнах и о том, как их надо хранить? Вот я знаю, что это такое молчать. И дед твой тоже знал! Ой…

Зацепин медленно повернулся и направил луч прямо в лицо Силантьевой.

— Вы были знакомы с моим дедом?

— Не то чтобы знакома… — нехотя пробормотала Егоровна и потупившись замолчала.

— Нет, уж договаривайте! — Зацепин вопреки своей обычной сдержанности готов был, казалось, набросится на бабу Степу и любой ценой добиться от нее правды.

— Виктор, ты с ума сошел, — вмешался Панфилов. — Чего ты так завелся?

— Ничего я не завелся, — процедил Виктор Игоревич и снова пристал к Егоровне с расспросами. Минут пять мы молча наблюдали за игрой в одни ворота. Зацепин настаивал, баба Степа отмалчивалась, как партизан на допросе, упрямо задрав подбородок вверх. В конце концов, я не выдержала:

— Погодите, давайте не здесь! Народу столько набилось. Пора убираться отсюда, дышать уже тяжело!

— Вот именно, — в голосе Немова я уловила тревогу. — А то, боюсь, что сюда цэ о два поступает дополнительно.

— Ты не умничай, ты пальцем покажи, — процедил Павел фразу из старого анекдота.

— Смотри!

Немов действительно ткнул пальцем в отверстие выхода, и мы замерли пораженные. В дальнем конце лаза бушевал огонь. Если бы не перепалка, затеянная историком, мы давно бы услышали гул пламени, а теперь потрясенно молчали, пытаясь ответить на два самых главных российских вопроса: кто виноват и что делать?

Первый вопрос разрешился сам собой:

— Ну, что суки, думали, что утопили меня? — послышался ослабленный расстоянием и кровопотерей голос Иловского. — А я все-таки выплыл…

— Ну, разумеется, — пробормотал Виталий, поднимая пистолет. — Такие как ты не тонут. Закон дерьма.

Грохот выстрела и ответный смех заставили эхо глумиться над нами.

— Я не такой дурак, чтобы подставляться под пули. Вы все сдохнете. Задохнетесь в дыму. И ты старая ведьма, и ты Панфилов, и ты чертова баба, и ты адвокат, и ты кого я не знаю. Стрелять надо было лучше… А теперь моя взяла. Когда ваши трупы начнут смердеть, я снова приду сюда и покопаюсь в этом вашем бункере о котором вы так кричали, что было слышно за десять метров от этой халупы…