Битте-дритте, фрау-мадам

Он нес еще какую-то ахинею, а Виталий, после первых же слов Иловского нырнувший в тоннель, уже подбирался к огненной преграде. Мне не нужно было долго гадать, что горело сейчас там — охапка целебных трав, аккуратно сложенная возле печи и остатки трех стульев, поломанных при обыске. Наверное, Иловский сдобрил все керосином, так как разгорелся костер удивительно быстро. Но вряд ли эта жалкая пародия на растопку сможет остановить Немова. Он не посчитается с ожогами, а боль его научили подавлять еще в бытность старлеем. И тогда Иловскому покоиться на дне Черного озера.

С замиранием сердца я смотрела, как Немов врезается в стену из пламени и… Раздается издевательский хохот Иловского, а следом громкий металлический лязг. Не понимая, что произошло, я зашлась надсадным кашлем, а потом наблюдала, как Виталий, сорвав рубашку, сражается с огненными языками. Красные следы, оставшиеся от впившихся в ладони ногтей, сойдут еще не скоро. Если только это „не скоро“ для меня наступит.

Мы стояли и смотрели, в медленно темневший тоннель и ничем не могли помочь Виталию. Лаз оказался слишком узким, вдвоем не разминуться. Но вот рыжие отблески перестали отплясывать на наших напряженных лицах, и раздался дружный вздох облегчения, закончившийся закономерным приступом кашля. Как не короток был организованный Иловским пожар, но дыма в пещерке накопилось изрядно. Надо скорее выбираться отсюда! И тут из лаза донесся голос Немова:

— Вот что граждане, судьи. У меня есть…

— Две новости, — закончила я.

— Три, — уточнил он. — Одна хорошая.

— Начни с хорошей, — посоветовал, стоящий за моей спиной Зацепин.

— Хорошая. С огнем я справился. Но этот… он нас закрыл.

В моем затуманенном от плавающего вокруг дыма мозгу тут же всплыл образ тяжелой железной заслонки. Но ведь стоит посильнее толкнуть и она выпадет. Если только…

— А засов у меня на печи крепкий, — буднично сообщила баба Степа, — Не выбить. В шестьдесят девятом мне его кузнец из Дмитровки поставил. Хороший был мужик. Царство ему небесное…

— Господи, да зачем же вам засов на печи? — прокашляла я. — Его же с той стороны любой открыть мог и сюда пробраться…

— А я его ставила не от тех, кто оттуда сюда, а от тех, кто отсюда туда, — пояснила старушка, вогнав в ступор даже приползшего обратно Немова.

— Это как? — решился уточнить Павел.

— Очень просто. Они ведь каждую ночь ко мне приходили. Те, кто бункер для немцев строил. Их же в этой пещере расстреляли. И оставили. Я когда вернулась сюда, похоронила то, что от них осталось. Честь по чести. А они все равно ходили. Овчаркой называли. Говорили, что я шаркаю громко. Спать им не даю. Прогнать хотели. А я не могла уйти. Я ведь долгожданного своего еще не дождалась. Вот и поставила засов… Скоро. Скоро мой долгожданный пожалует. Каждой косточкой чую его, близко он. Уже близко…

Жутковатая речь сумасшедшей то и дело прерывалась кашлем, но впечатление все равно произвела. Похоронное.

— Ты сказал, что новости три, — вернул нас к действительности Павел.

— Верно, — Немов отер пот рукавом, размазав копоть по лицу. — Третья новость такая: труба в печи почти полностью забита. Вентиляции никакой. Возможно, мы не задохнемся, но отравление угарным газом у нас уже в кармане.

Я была так потрясена высшей несправедливостью, что забыла даже пробормотать „Мама дорогая!“. Вынести все обрушившиеся на меня передряги, добраться до почти счастливого конца и снова оказаться в каменном мешке, которые с божественным упрямством подсовывала мне судьба. В первый раз — это была яма с жидким бетоном, в котором я едва не захлебнулась. Во второй — катакомбы секретной биологической лаборатории. И вот роковой третий раз, видимо последний. Прислонившись к прохладной громаде обтесанной скалы, я честно попыталась придумать какой-нибудь план спасения, но удушливый дым проникал, казалось, напрямую в сознание, оплетая его беспросветной серой пеленой.

— Ну-ка посветите мне, — сквозь нарастающий шум в ушах услышала я голос Виталия. — Посмотрим, что тут фашисты понапридумывали.

Он подошел к двери, ведущей в бункер, и, вынув из карманов набор отмычек, принялся колдовать над тремя не тронутыми ржавчиной замками. Похоже, баба Степа не только „шмайсер“ маслицем смазывала. Вот верный сторож! И чего ради так старалась, спрашивается?

— Не знала, что ты во взломщики подался, — я протиснулась к Виталию между Панфиловым и Зацепиным, благоговейно замершими за его спиной. — Ты же вроде не умел…

— Знаешь, дорогая, когда семь лет на зоне ласты паришь, поневоле чему-нибудь полезному выучишься. Там такие спецы были! С одной скрепкой могли бы все швейцарские банки обуть. Ага! Один есть! С тех пор я и таскаю с собой отмычки. На всякий случай.

— Второй, — выдохнул мне в ухо Зацепин, глядя, как под руками моего первого жениха повернулась в скважине замысловатой формы отмычка, и снова закашлялся. — Если откроем, у нас будет шанс. Там же оружия должны быть горы. Подыщем какую-нибудь подходящую железяку, выбьем заслонку. И объем воздуха там наверняка больше…