Bittersweet (СИ)

Если уж на то пошло, то жалоб никаких не было, как и сожаления особого. Они были вместе, но при этом оставались независимыми, и в этом находилось своё очарование. Они не обменивались трогательными длинными письмами, не скидывали с одного телефона на другой милые смс, не набирали постоянно номера, чтобы послушать чужой голос. Они считались парой, но при этом жили несколько отчуждённо, но обоих устраивало, даже нравилось, тем более что, в целом, картина рисовалась положительная. Не дикие страсти, что утихнут через пару лет, но крепкие отношения, способные продержаться годами, а то и десятилетиями. Когда другие парочки, чьё взаимодействие подходит под определение итальянских страстей, успеют несколько раз сойтись, разойтись, разделить имущество и детей, обменявшись судебными исками, они всё ещё будут вместе довольные, счастливые, нашедшие себя в тихой гавани.

Тогда Ромуальд ещё не знал, что штиль его покинет, а в прогнозе погоды появятся на постоянной основе ураганы и бесконечные штормы. От привычной жизни не останется и следа, Джулиан окажется в стенах психиатрической клиники, и на то, чтобы вытащить его оттуда, придётся положить полгода своей жизни. А потом ещё три года, только теперь уже не на борьбу с системой, а с последствиями «первоклассного» лечения.

Он не мог бросить Джулиана теперь, но даже не знал, какая нота занимает лидирующую позицию в данном убеждении. Вряд ли жалость, потому что именно она в отношении Джулиана не зарождалась. Скорее, здесь боролись за лидерства два возможных чувства. Либо любовь, либо ответственность за чужую жизнь. Как невозможно оставить в беде человека, с которым дружишь много-много лет, а он оказывается на краю. И вроде понимаешь, что далеко не всесилен, но продолжаешь тянуть его наверх, не понимая, как кому-то в голову пришла мысль: отпустить руку, позволив упасть на самое дно. Причём именно упасть, не опуститься, а спланировать стремительно.

По всему выходило, что после оглашения диагноза-приговора все бывшие знакомые именно так с Джулианом и поступили. Они столкнули его вниз, и только Ромуальд продолжал удерживать, сжимать ладонь и пытаться, чувствуя, что все его попытки не более чем камешки, отлетающие от стены.

После выписки Джулиан сменил место жительство. Теперь он не только время от времени наведывался к Ромуальду, а жил с ним в одной квартире на постоянной основе. Ромуальд при этом не мог сказать, что многое качественно изменилось, когда речь заходила именно об их отношениях. Пусть мировоззрение Джулиана подверглось воздействию со стороны болезни, врачей и таблеток, приносивших больше вреда, нежели пользы, пусть он изменился, став более осторожным, замкнутым, сосредоточенным и удивительно молчаливым, но… Он и раньше не отличался взрывным характером.

В былое время их взаимодействие изредка разбавлялось сексом, теперь этот пункт сам собой завял, не оставив о себе напоминаний, а отношения любовного плана превратились в братские. Почти. С небольшой поправкой. У братьев в анамнезе не бывает любовной привязанности друг к другу. У Джулиана когда-то была, у Ромуальда оставалась по сию пору, но он нередко одёргивал себя, напоминая, что его чувства сейчас – дело десятое. Он может повторять, как любит Джулиана по сотне раз на день, но вряд ли что-то изменит своими словами. Иногда любовь исцеляет, конечно, но в их случае данная несовершенная методика оказалась бессильной.

Джулиану нужен был стимул, чтобы не мириться с болезнью, не вбивать себе в сознание уверенность в том, что теперь он ничтожен. Ему требовалось основательно встряхнуться, посмотреть на сложившуюся ситуацию под другим углом и вернуться к работе. Победить болезнь, доказав окружающим, что так просто его не уничтожить.

Кажется, эта уверенность жила только в мыслях Ромуальда, Джулиан к борьбе не стремился. Былая удачливость его несколько разбаловала, потому теперь он не мог побороть тот ворох проблем, что свалился на него и заставил сделать переоценку ценностей. Понять, что у всего есть цена, и прошлое везение стоит чем-то уравновесить. Да, неприятно, шокирующе, ужасно, но не смертельно. Не приговор. С этим можно жить.

Иногда вселенское отчаяние, которое потоком лилось в разговорах с Джулианом, доводило Ромуальда до состояния бешенства, и он готов был крушить всё вокруг, однако потом всё равно возвращался, и снова начинались уговоры, попытки убедить и стремление заразить оптимизмом, которого у самого-то почти не осталось.

Заручившись поддержкой семьи, Ромуальд мог бы чувствовать себя более или менее счастливым, но так получилось, что старшее поколение семьи Эган и Челси не особо благоволили его отношениям и не одобряли попыток ухватиться за прошлое. Это подкашивало сильнее, чем перепады настроения у Джулиана, его же слёзы, переходившие в прилив радости, что исчезала практически моментально. Иногда он всё же улыбался, но делал это вымученно, словно ради галочки и удовлетворения Ромуальда.

Смотри. Видишь, я улыбаюсь. А теперь отвали от меня и не мешай мне тонуть в моём собственном монохромном мире боли, отчаяния и слёз.