— Наши опасения относительно англичан не подтвердились, — продолжал Бертье. — Они больше не грозят захватом Голландии...
— Папа римский?
— Он отлучил вас от церкви, сир.
— Ах, да! Я совсем забыл. Кто командует нашими жандармами в Риме?
— Генерал Раде.
— Вы уверены в этом офицере?
— Да, сир. Именно он реорганизовал нашу жандармерию. Кроме того, генерал наилучшим образом проявил себя в Неаполе и Тоскане.
— Где сейчас эта свинья папа?
— В Квиринале, сир.
— Пусть Раде организует его похищение и арестует!
— Арестовать папу?!
— Желательно увезти его подальше от Рима, например, во Флоренцию. Его наглость мне уже надоела, от нее у меня обостряется экзема, не так ли, Корвизар? И не стройте такое лицо, Бертье! Тут дело не в религии, а в политике. — Наполеон оглядел свои сапоги и повернулся к слуге, ответственному за императорскую обувь: — Вы когда-нибудь видели такую кожу? Она трескается, несмотря на ваксу!
— Вам нужны новые сапоги, сир.
— Во сколько они обойдутся?
— Франков в восемнадцать, ваше величество.
— Слишком дорого! Бертье, для парада все готово?
— Войска ждут вас.
— Публика тоже собралась?
— Еще бы! Венцы любят парады, к тому же им хочется вас увидеть.
Последующие полтора часа Наполеон, затянутый в мундир полковника гренадеров, провел под палящим солнцем верхом на белой лошади в окружении офицеров своего штаба. Мимо в безупречном строю под музыку продефилировала императорская гвардия. Солдаты отдохнули и привели себя в порядок; все, чему полагалось блестеть, ослепительно сверкало в лучах солнца, и публика бурно аплодировала развернутым знаменам. Император хотел показать, что его армия не уничтожена, а кровопролитные сражения на берегу Дуная были для нее не более чем досадным препятствием. Парад должен был произвести впечатление на жителей Вены и поднять боевой дух солдат. Когда парад закончился, Наполеон слез с лошади и через главный двор замка направился ко дворцу. В это время из толпы зевак вышел, миновав жидкое оцепление, какой-то молодой человек. Бертье остановил его:
— Что вам угодно?
— Увидеть императора.
— Если речь идет о прошении, то дайте его мне, я доведу содержание документа до сведения его величества.
— Я хочу поговорить с ним лично.
— Это невозможно. До свидания, молодой человек.
Генерал-майор дал знак жандармам оттеснить юношу обратно в празднично настроенную толпу, а сам присоединился к императору во внутренних покоях дворца. Но молодой человек продолжал настойчиво лезть вперед, он снова просочился через строй жандармов и пошел к дворцу. На этот раз сам жандармский полковник попросил юношу покинуть двор замка, но горящий взгляд и возбужденный вид парня вызвали у полковника смутное беспокойство, и он велел своим людям задержать настырного просителя. Тот начал отбиваться, его редингот слегка распахнулся, и офицер заметил под ним рукоять ножа. Нож немедленно отобрали, а задержанного отвели к одному из адъютантов императора. Дежурил генерал Рапп, эльзасец по происхождению, и дальнейший разговор продолжился по-немецки.
— Вы австриец?
— Немец.
— Для чего вам этот нож?
— Убить Наполеона.
— Вы отдаете себе отчет в сказанном вами?
— Я слышу голос Бога.
— Как вас зовут?
— Фридрих Стапс.
— Вы сильно побледнели.
— Потому что я не выполнил свою миссию.
— Почему вы хотели убить его величество?
— Об этом я могу сказать только ему.
Когда императору доложили об этой истории, он согласился встретиться со Стапсом. Наполеон удивился молодости несостоявшегося убийцы и рассмеялся:
— Это же ребенок!
— Ему семнадцать лет, сир, — доложил генерал Рапп.
— А выглядит на двенадцать! Он говорит по-французски?
— Плохо.
— Тогда переводите, Рапп. — Император обратился к Стапсу: — Почему вы хотели убить меня?
— Потому что вы несете несчастье моей стране.
— Ваш отец, несомненно, погиб во время сражения?
— Нет.
— Я навредил лично вам?
— Как и всем немцам.
— Так вы иллюминат!
— Я совершенно здоров.
— Кто внушил вам эти взгляды?
— Никто.
— Бертье, — обратился император к генерал-майору, — пригласите к нам милейшего Корвизара...
Пришел врач, его ввели в курс дела, и он, осмотрев молодого человека, заключил:
— Остаточного возбуждения нет, сердечный ритм в норме. У вашего убийцы отменное здоровье...
— Вот видите! — торжествующе воскликнул Стапс.
— Сударь, — сказал ему император, — если вы попросите у меня прощения, то будете свободны. Все, что произошло — не более чем ребячество.
— Я не стану просить прощения.
— Убить вас — это не преступление, а благодеяние.
— Если я вас помилую, вы обещаете вернуться домой?
— Тогда я начну все сначала.
Наполеон постукивал сапогом по паркету. Этот допрос начинал ему надоедать. Он опустил голову, чтобы не встречаться взглядом со Стапсом, и, сменив тон, сухо произнес:
— Пусть этого идиота отправят к ангелам!
Это было равносильно смертному приговору. Фридрих Стапс безропотно позволил связать ему руки, после чего жандармы вывели его из кабинета. Почти одновременно император вышел через другую дверь.