Читаем Битва полностью

— Императора будут обвинять в жестокости.

— Но под удар была поставлена его жизнь, а, значит, и наши жизни тоже.

— Как его звали, вашего героя, возомнившего себя Жанной д’Арк?

— Стабс или Стапс, что-то в этом роде.

Услышав имя, Анри вздрогнул. Ужин для него был окончательно испорчен. Валентина весь вечер забавляла Луи-Франсуа, и они решили встретиться снова.

Остров Лобау стал неузнаваем. За несколько дней укрепленный лагерь под командованием Массены превратился в замаскированный город, очищенный от колючего кустарника и камышовых зарослей, с улицами, фортификационными сооружениями, причалами для лодок, доставляющих продовольствие и боеприпасы. В пекарнях день и ночь пекли хлеб, а на большой огороженной поляне паслось стадо коров, переправленных с правого берега. В близлежащих монастырях и погребах зажиточных венских буржуа оказалось немало вина, и армия реквизировала его на свои нужды: доброе вино веселило солдатскую душу и скрашивало бивачную жизнь.

Помимо войск, на острове находились около двенадцати тысяч саперов, плотников и рабочих, которые строили три больших моста на сваях, защищенных выше по течению свайным же молом, преграждавшим путь любым плавучим предметам. Австрийцы, время от времени спускавшиеся к реке в районе Эсслинга, не могли видеть ловко замаскированных и нацеленных на них пушек большого калибра.

Каждое утро полковник Сент-Круа проверял ход строительных работ, а затем мчался в Шенбрунн докладывать императору о достигнутых успехах. Часовые и камергеры уже знали его и беспрекословно пропускали в Лаковый кабинет, куда он входил без стука.

30 мая в семь часов утра Сент-Круа прибыл с очередным докладом и увидел императора со стаканом воды в руке.

— Хотите воды? — спросил император, указывая на графин. — Вода из шенбруннского родника чудо как свежа и восхитительна на вкус.

— Я верю вашему величеству однако отдаю предпочтение хорошему вину.

— D'accordo! Месье Констан отправьте полковнику две сотни бутылок бордо и столько же шампанского.

Император и его новый фаворит устроились в салоне кареты-берлины и отправились в сторону Эберсдорфа, откуда хорошо просматривались строящиеся мосты. Ежедневно бывая в деревне, Наполеон каждый раз ненадолго навещал Ланна, но его состояние не оставляло никаких надежд на выздоровление. Этим утром Марбо покинул свой пост у изголовья маршала. Опираясь на трость, недолеченное бедро продолжало побаливать, он ожидал императора перед конюшней. Наполеон торопливо выбрался из кареты.

— Маршал?

— Умер этим утром, сир. В пять часов у меня на руках.

Император поднялся на второй этаж и целый час провел у тела покойного в провонявшей гноем комнате. Выйдя из дома, он поблагодарил Марбо за верность и попросил распорядиться насчет бальзамирования тела маршала перед его отправкой во Францию.

В глубокой задумчивости Наполеон следовал за Сент-Круа, молча слушая его пояснение касающиеся выполненных работ. Заговорил он лишь в палатке Массены. Герцог де Риволи принимал его, сидя в кресле, потому что одна нога у него была плотно забинтована.

— Как! Вы тоже? Что, черт возьми, с вами случилось? Насколько мне известно, сражение закончилось!

— Я провалился в какую-то дурацкую яму, заросшую травой, и с тех пор хромаю. В моем возрасте, сир, кости становятся чрезвычайно хрупкими.

— Ладно, берите ваши костыли и следуйте за мной.

— Мой врач должен делать перевязку каждый час, сир. Надеюсь, мы пойдем не слитком далеко.

Массена неуклюже ковылял позади императора и Сент-Круа, который подробно рассказывал об устройстве десантных барж, заложенных по его приказу.

— Каждая баржа берет на борт триста человек, сир. В носовой части находится щит, обеспечивающий защиту от огня противника, но, как только мы достигаем берега, щит откидывается и служит трапом для высадки на сушу.

Наполеон посетил мастерские, потом осмотрел оборонительные сооружения, а в завершение пожелал прогуляться по песчаному берегу, где его солдаты обычно купались на глазах удивленных австрийцев. Чтобы не рисковать понапрасну, Наполеон и Массена накинули на плечи простые сержантские шинели.

— Через месяц мы начинаем наступление, — сказал император. — К тому времени у нас будет сто пятьдесят тысяч солдат, двадцать тысяч лошадей, пятьсот орудий. Бертье ручается за это. А что виднеется там, вдалеке?

— Палатки в лагере эрцгерцога Карла.

— Так далеко?

Император подобрал веточку и набросал на песке схему.

— В первых числах июля мы переходим к активным действиям. Макдональд и итальянская армия, Мармон и далматинская армия, баварцы Лефевра, саксонцы Бернадотта и ваши дивизии, Массена, вклиниваются между деревнями...

Он поднял голову и окинул взглядом равнину.

— Массена и вы, Сент-Круа, в вашем присутствии я обещаю: место, где эрцгерцог поставил свои палатки, станет его могилой! Как называется место, где он стал лагерем?

— Ваграм[104], сир.

Париж, 17 марта 1997 г.

<p>ОТ АВТОРА</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Трилогия о Наполеоне

Шел снег
Шел снег

Сентябрь 1812 года. Французские войска вступают в Москву. Наполеон ожидает, что русский царь начнет переговоры о мире. Но город оказывается для французов огромной западней. Москва горит несколько дней, в разоренном городе не хватает продовольствия, и Наполеон вынужден покинуть Москву. Казаки неотступно преследуют французов, заставляя их уходить из России по старой Смоленской дороге, которую разорили сами же французы. Жестокий холод, французы режут лошадей, убивают друг друга из-за мороженой картофелины. Через реку Березину перешли лишь жалкие остатки некогда великой армии.Герой книги, в зависимости от обстоятельств, становятся то мужественными, то трусливыми, то дельцами, то ворами, жестокими, слабыми, хитрыми, влюбленными. Это повесть о людях, гражданских и военных, мужчинах и женщинах, оказавшихся волею судьбы в этой авантюрной войне.«Шел снег» представляет собой вторую часть императорской трилогии, первая часть которой «Битва» удостоена Гран-При Французской академии за лучший роман и Гонкуровской премии 1997 года.

Патрик Рамбо

Проза / Историческая проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза