БИТВА ДЕРЕВЬЕВ

— Не волнуйся, — доверительно шепчет он. — С ними все будет в порядке. И без тебя. Особенно без тебя. Хотя, конечно, тебя все равно припечет, и ты начнешь звать на помощь. Будем честны — сам по себе, без Авалона, ты ничто. И человеческую жизнь просто-напросто не выдержишь, — Виллт хмыкает.

Мирддин пытается его не слушать, но это как пытаться остановить руками оползень. Как выглядела бы его жизнь, если бы он был полностью человек? Если бы Авалона в ней не было?

Без Авалона — значит, без Нимуэ, потому что она принадлежит Авалону; без Артура — потому что он стал советником только благодаря тому, что знал и выучил на Авалоне; без Авалона, и Аннуина, и Пустошей, потому что он мог там быть только в силу умений, полученных в наследство от Эльфина; без всего того, что он успел понять, потому что все, что он знал, он узнал и увидел как дану.

Он представляет себе это… существование. Деревня под Кармартеном; только один мир; жизнь среди людей. Что он делает? Поддерживает постоянно разваливающееся хозяйство; чинит двигатели; боится Дикой Охоты… но ему не больно, он не знает, чего у него нет — потому что ему не с чем сравнивать. Это просто… человеческая жизнь. Обычная, нормальная человеческая жизнь. Как живет… большинство людей.

Виллт смотрит на него, усмехаясь.

Мирддин разлепляет губы:

— Это была бы… достойная жизнь. Мне… не было бы стыдно за нее перед Единым. — Он пытается вспомнить Кармартен, людей в Кармартене — Блейза, Шона и Мойру — приятную тяжесть металла в ладони, удовлетворение от сделанной работы. — И я… мог бы… быть счастлив. Так.

Виллт грозит ему пальцем:

— Хороший блеф.

Виллт стремительно оказывается рядом и одним движением перегибает Мирддина через перила. Хватка у него железная. Двойник наклоняется, и у самого уха раздается шепот:

— Но блеф.

Виллт разжимает пальцы, и Мирддин ухает вниз, вниз, вниз.

Когда же это кончится, с тоской думает Эмрис, в очередной раз помешивая в котле.

Варево дымится; от него идет тяжелый пар. Его следует непрерывно размешивать, следя, чтобы не сбежала зеленоватая пена. Это несложно, но нудно и долго. И еще нужно вовремя подбрасывать дрова в печь, следя, чтобы огонь не погасал, но и не разгорался слишком сильно, иначе можно все испортить.

Эмрис косится вбок. Поленница уже заканчивается. Он пытается поддеть полено носком ботинка, но оно укатывается на середину кухни. Он пытается дотянуться до него и не дотягивается, и ему приходится оторваться от варева. Он ныряет за поленом, как за футбольным мячом, но все равно не успевает.

Когда он выпрямляется, пена с шипением разливается по металлу. Он принимается собирать ее тряпкой, обжигается и сует палец в рот.

Ччерт.

Он оборачивает ручку котла полотенцем, снимает его с печи и внезапно думает о том, что, если бы это зелье действительно было бы таким важным, Керидвен бы варила его сама, как обычно бывает. Или они могли бы подменять друг друга. Может быть, все дело не в том, что рецепт варева привязан к Самайну и колесу года.

Может быть, все дело в стремлении удержать его внутри, пока другие льют серебряные пули и снаряжают оружие. Подальше от Дикой Охоты.

Эмрис идет в свою комнату, запирает дверь, лезет в тайник под половицей, и достает жестяную коробку с патронами. Серебро — редкая вещь, серебра всегда не хватает. Но надрезанная пуля летит так же хорошо, как обычная, если правильно рассчитать количество пороха, а это у него получается хорошо.

Он прижимает коробку к груди и вылазит наружу через окно.

— Принес? — спрашивает Шон.

Эмрис протягивает ему коробку. Шон открывает ее и пересчитывает содержимое.

— Ха! — он хлопает Эмриса по спине. — Отлично!

Он мотает головой на один из «Кормаков»:

— Давай залазь!

— Вот еще белоручки не хватало, — ворчит Калум.

— Ша, — одергивает его Шон. — Кто тебе маслопровод починил?

Калум что-то бормочет, но спорить не решается. Эмрис забирается в коляску. Клода смеривает его презрительным взглядом и морщит нос:

— А разве пааааинькам не нужно бааааиньки? — тянет она.

Эмрис смотрит ей в переносицу, не моргая. Клода фыркает и отворачивается. Она садится за Калумом и прижимается к его спине.

Калум заводит мотоцикл. Мотор взревывает.

Калум скалится:

— Чур, к маменьке не проситься!

Кавалькада грохочет по холмам. Эмрису приходится держаться за борта люльки, чтоб его не вышвырнуло. Они горланят, хохочут, куда-то едут, останавливаются, пьют, потом опять едут.

Интересно, думает Эмрис, Дикая Охота чувствует себя так же?

Он не говорит этого вслух.

Они приезжают к какой-то скале, Шон начинает испытывать пулемет. Они палят в белый свет как в копеечку и гогочут, целуются. Они лезут на самую вершину.

Шон раскидывает руки и делает несколько па на вершине скалы. Камень под его ногой подворачивается. Шон летит вниз.

Эмрис пытается схватить его за шиворот, но не успевает.

Шон застывает на камнях, у грани темной воды.

Все бегут вниз, к основанию скалы.

— Шон! Шон, Шон, Шонесси! — Кейли бросается к лежащему, пытается приподнять неестественно вывернутую голову, но вдруг вскакивает и пятится. У нее на руках красное, она кричит от ужаса.