Своими душеприказчиками Альфред назначил молодого химика Рагнара Сульмана и гражданского инженера Рудольфа Лилльеквиста, поручив им обратить его имущество в ценные бумаги и составить из них «фонд, рента с которого выдается ежегодно в награду тем, кто в течение предыдущего года оказал человечеству наибольшие услуги». Как рассказывает Сульман, вечером 15 декабря 1896 г. к нему в гостиницу (в Сан-Ремо) пришли Эмануэль и Яльмар. Им телеграфировали из Стокгольма о вскрытии завещания. По словам Сульмана, после Альфреда остались «племянники, сотрудники и друзья, не говоря уже о несметном количестве просителей». В отличие от первоначального завещания, Эмануэль не назначался исполнителем, а само завещание противоречило его интересам. Тем не менее Эмануэль дает Рагнару следующий совет: «Всегда помни, что по-русски исполнителя завещания называют душеприказчиком. И действуй, исходя из этого». Поддержка Эмануэля помогла Рагнару Сульману и Лилльеквисту исполнить волю Альфреда.
Средства Альфреда Нобеля размещались в Швеции, Норвегии, Франции, Италии, Англии, Германии, Австрии и России. Перед Сульманом и Лилльеквистом стояла нелегкая задача выявить все имущество и добиться признания завещания. Вокруг них поднялась настоящая буря. Одни считали пожертвованные средства «даром человечеству», другие упрекали Альфреда в недостатке патриотизма и были убеждены, что исполнить волю покойного невозможно. Член риксдага Яльмар Брантинг утверждал: «Колоссальные премии размещены на беговой дорожке столь далеко, что те, кому посчастливится достигнуть их, уже и так успеют вкусить большую часть предлагаемых обществом материальных и духовных благ». Брантинг возражал против этого дара с сугубо марксистских позиций, одновременно бросая вызов «(капиталистической. –
Поначалу Эмануэль не знал, как отнестись к завещанию. Со всех сторон его призывали подать в суд. Из-за слухов о грядущей распродаже акции товарищества сильно упали в цене. Кроме того, были отменены некоторые деловые операции, предпринятые с одобрения Альфреда. Шведская родня настаивала на суде; такие требования, в частности, исходили от Робертовых сыновей Яльмара и Людвига, от их зятя графа фон Фришен Рпддерстольпе с супругой Ингеборг, от профессора Яльмара Шёгрена с супругой Анной Нобель, а также от трех дочерей Карла Нобеля, интересы которых представлял отчим Оке Шёгрен. Для Рагнара Сульмана положение было особенно неприятным из-за его дружбы с Яльмаром и Людвигом. В одном из писем Рагнара Людвигу сказано: «Мне приходится служить своеобразным буфером при столкновении самых разных лиц и интересов». Дружеские отношения с Людвигом удалось восстановить лишь через несколько десятилетий.
Взаимоисключающие желания сторон, каждая из которых вела свою игру, приводили к многочисленным конфликтам. Яльмар и Людвиг Нобели, а также граф Карл фон Риддерстольпе поехали в Париж, чтобы опротестовать завещание во французском суде. Риддерстольпе и Яльмар Шегрен с самого начала относились к душеприказчикам неприязненно, тогда как шведские академии настаивали на компромиссе с родными Альфреда Нобеля. Такого компромисса следовало добиться, внеся изменения в раздел имущества, – какие именно, из книги Сульмана неясно.
Завещание, однако, было составлено не по-французски, а по-шведски, и Альфред совершенно четко выразил в нем свою волю: распределением наград должны заниматься шведские академии и норвежский стортинг. Ни слова о Франции.
Сульман отправляется в Париж. Яльмар Нобель, который уже находится там, чинит ему всяческие препоны, в частности племяннику Альфреда удалось наложить секвестр на его парижский особняк и имущество в Германии, но он не добрался до ценных бумаг, поскольку не мог доказать свое право распоряжаться ими. Сульман делает «удачный ход» и втайне переправляет бумаги в Англию и Швецию, чтобы хотя бы избежать их налогообложения французскими властями. Попытка Яльмара Нобеля завладеть бумагами в Англии провалилась. Яльмар Шёгрен проводит в Стокгольме «разведку боем»: вчиняет иск Яльмару и Людвигу Нобелям, дабы определить постоянное местожительство Альфреда.
За всей этой суматохой с Альфредовым завещанием как будто забыли про Роберта, который скончался в августе. Тем не менее в июне следующего, 1897-го, года Эмануэль просит Робертова сына и наследника Яльмара прислать в Петербург купоны, чтобы выплатить причитающиеся пайщикам дивиденды. Или Яльмар хотел бы оставить эти деньги в товариществе? «На будущий год рента понизится с шести до пяти процентов», – предупреждает Эмануэль. По его предложению общее собрание постановило «увековечить память основателя Товарищества. Роберта Нобеля, строительством школы его имени в Баку, на углу Экспортной улицы».