Битва гигантов. Ротшильды, Рокфеллеры и Нобели

В 1895 г. Вильгельм Хагелин занимает должность главного управляющего в Баку. Рут служит у Хагелинов с 1895 по 1902 г., переезжая из Баку в Петербург и обратно. Благодаря оживленной переписке Рут с матерью и сестрой (они живут в усадьбе Норрбю в окрестностях шведского города Йончёпинга) мы можем проследить за судьбой Рут – сначала незамужней девушки, а с 1902 г. новобрачной и матери довольно большого бакинского семейства.

«Баку, 1 октября 1895 года.

Дражайшая сестра!

Тебе не стоит за меня беспокоиться, потому что я устроена замечательно, живу в замечательной комнате среди замечательных людей в замечательной жаре, которая, впрочем, иногда даже слишком замечательна. Лифчиком я еще не обзавелась. Хожу сегодня в муслиновом лифе, так как все мои сорочки в стирке. Кругом такая пыль, что любая одежда быстро грязнится. Скоро шесть часов, тогда мы будем ужинать.

Ах да, ты же не имела от меня вестей с самого Рождества! У нас теперь в гостях важная персона, Эмануэль Нобель. Живет он у доктора Сигреуса, но обедает и ужинает с нами. Он очень славный и веселый, любит поговорить и недурен собой. Как приехал, шастает по всей округе с 9 утра до 9 вечера да еще таскает за собой бедного Вильгельма. Сегодня они в Балаханах, хотя погода малоподходящая, дует сильный ветер и полтора дня шли дожди, так что дороги совсем развезло. После обеда ездила в город за продуктами, только меня крепко надули, тут у них не разберешь, какое мясо или рыба хорошее, а какое плохое, задешево тебе продают или задорого… ну да ладно, главное, купила все, что было нужно, а заплатила около 9 рублей, то есть 18 крон. Вообще-то покупками должна заниматься кухарка, но она меня просто умолила поехать, ее саму здесь плохо понимают. […] С приезда Эмануэля в клубе было два представления. На первом исполнялись шведские пьесы „Дураки“ и „Сигара“. В „Дураках“ я играю барышню, а Тюра – Ингу. […] В воскресенье давали русский спектакль, потом устроили пение и, под конец, танцы».

Молодая финка Тюра Хейкель служила гувернанткой в одной семье. Хозяйка ее оказалась скверного нрава и всячески донимала Тюру. Тогда художественно одаренную девушку взяла к себе Хильда Хагелин, и Тюра отрабатывала пансион тем, что расписывала и всячески украшала их дом.

«На днях мы с Тюрой совершили поступок, который ужаснул наших хозяек и заставил их усомниться в здравии нашего ума. Мы побились об заклад с господином Бэрнъельмом, что как-нибудь воскресным утром прокатимся на ослах от Виллы Петролеа до нобелевской конторы в центре города. Мы выехали из поселка в 7.30, а уже в 8.30 прибыли на место, но если б ты знала, как мы хохотали этот час, ты бы удивилась, что мы добрались туда в целости и сохранности. А потом мы остались в городе до вечера и развлекались напропалую. Мы воспользовались тем, что у Вильгельма была встреча с Эмануэлем Нобелем, потому что он бы такого не позволил, а Хильда разрешила. Вечером нам таки попало от Вильгельма за эту выходку, но и он не сумел скрыть улыбки».

В апреле 1896 г. Рут сообщает матери: «Тюра сейчас тоже пишет домой. Мы с ней потихоньку удрали из клуба, где устроили кофепитие в честь фру и фрекен Нобель [Эдлы и Анны. – Б. О.]. Мы попили кофею, наелись до отвала конфет, а потом снова заявились к господину Стигселиусу. У Фигге болели зубы от нервов, я его потерла, договорившись, что он угостит меня за это зельтерской водой – уж очень я объелась сладостей. Фру и фрекен Нобель приехали в прошлую среду. Фрекен, по-моему, очень симпатичная, а про фру Нобель судить не могу, потому как она барыня. Всё. Матушкина Плутовка».

Чуть погодя Рут рассказывает: «Нобели устроили для всех чудесную поездку в Сураханы – смотреть храм огнепоклонников, где молились вечным огням последователи Зороастра, и огни там горят до сих пор, хотя святилище стоит пустое и заброшенное. Раньше огонь горел в каждой келье и еще во дворе и на башне крематория, а теперь остался только по четырем углам большой башни, но и от них заливало светом весь двор, и храм был виден в ночной степи издалека. Выехали мы в девять вечера на специальном поезде. Было изумительно красиво и торжественно. Мы с Тюрой готовы были спрятаться в келье и, когда все уедут, поклоняться вечному огню, как зороастрийцы. […] Теперь пора ложиться спать, иначе В. устроит мне завтра взбучку. Он очень славный, только делается несносным, когда лезет в мои дела».

Письмо от 21 апреля или 3 мая 1896 г.: «Всю неделю у нас стояла прекрасная погода, но сегодня, по случаю воскресенья, пошел дождь. Это особенно досадно, потому что именно сегодня была закладка церкви для здешних немцев и шведов». На церемонии присутствовали Эмануэль Нобель и Вильгельм Хагелин.