Объяснения современниками смоленской капитуляции были истолкованы Гурским весьма оригинальным способом: он привел их не в качестве причин, а в качестве аргументов, с помощью которых Глинский якобы убеждал гарнизон сдаться на милость великого князя.
Наконец, в качестве четвёртой причины приведём ещё одно свидетельство современника тех событий, на которое впервые указал Е. И. Кашпровский: «К грабежам и жестокостям побуждает власти частию королевская бездеятельность, частию то, что на все это сквозь пальцы смотрит король, который тяготится расследовать истину путем розысков, и если и посылал он кого-либо для расследования, то следователей державцы подкупали и те правды королю никогда не говорили и объявляли, что верх несправедливости, потерпевших виновными. Вот почему люди, с которыми так дурно поступает власть королевская, так легко переходят на сторону московского государя»[177] (выделено мной — А. Л.).
Исходя из вышесказанного, можно поставить под сомнение тезис М. М. Крома о том, что «…если в Смоленске и были сторонники Москвы, то их… следовало бы искать среди городской верхушки, а не среди простонародья».[178] В свете изложенных фактов нам также сложно согласиться с еще одним утверждением историка, будто бы смоляне «в своем большинстве не по доброй воле оказались в 1514 г. под московской властью».[179] Город, как свидетельствуют источники, имел «всё необходимое, чтобы защищаться», — мощные укрепления, гарнизон, вооружение, провиант, однако, у горожан не было главного для обороны — желания обороняться до прихода армии короля. Практически сразу же, с приходом передового полка М. Глинского, начались переговоры о сдаче; чередование переговоров (в ходе которых горожанам были обещаны значительные льготы, а наемникам-жолнерам — высокое жалование) с бомбардировкой в конечном итоге сделали своё дело.
Историк Е. И. Кашпровский предполагал, что жалованная грамота датирована 10 июля, т. е. тем числом, которое отметили публикаторы «Собрания государственных грамот и договоров»[180]. По мнению исследователя, документ был составлен за двадцать дней до капитуляции. Но такое предположение противоречит источникам. Действительно, долгое время велись переговоры М. Глинского с гарнизоном, но во второй половине июля они зашли в тупик, после чего великий князь Василий III решил убедить город сдаться в сочетании с другим средством — артиллерийским обстрелом.
Маловероятно, чтобы вначале составили жалованную грамоту горожанам, а затем подвергли город жестокой бомбардировке, так подробно описанной Архангелогородским летописцем. Поэтому предположение Е. Кашпровского о составлении жалованной грамоты 10 июля следует признать ошибочным.
Ещё Н. М. Карамзин заметил, что грамота «писана 30 или 31 июля, число стерлось, видна только одна черта буквы Л».[181] Вероятно, обсуждение предварительных условий капитуляции, присяги государю и вознаграждения жолнерам началось в первой половине июля — после того, как прошли все сроки сборов «посполитого рушения», а король так и не появился под стенами крепости. На этом этапе переговоров уже обговаривалась возможность сдачи гарнизона. Однако переговоры тянулись, и 29 июня последовала бомбардировка, с целью склонить гарнизон к прекращению сопротивления. На следующий день город открыл ворота, а 31-го была осуществлена торжественная присяга жителей новому государю.
Проведенное исследование показывает, что, с одной стороны, нельзя однозначно говорить о желании всех жителей Смоленска перейти в московское подданство, но с другой стороны, было бы крайностью отрицать наличие среди смолян горожан, симпатизирующих Москве. Численность сторонников и противников присоединения к Русскому государству постоянно менялась и зависела от конкретной военно-политической обстановки.