Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории

В турецком лагере он оставил небольшую команду под руководством Гордея Старого и Иллиодора, с тем, чтобы они приняли на учет находящееся в нем имущество, прежде всего провиант, а в помощь им оставил мужиков-ополченцев.

В лагере противника нашли богатые трофеи. Здесь были личные вещи хана и его приближенных. Две телеги были гружены ханским оружием и доспехами – мечами, луками, копьями, саблями, мушкетами и пистолетами. Все они были дорого украшены и ни разу не использовались в бою.

В одной из повозок нашли принадлежавшую Энвер-паше казну – двенадцать кожаных мешков золотых султаней. Мешки были крепко завязаны веревками, концы которых скреплены сургучом с оттиском печати турецкого султана. В другой турецкой повозке был большой сундук с драгоценностями – золотыми и серебряными украшениями, усеянными алмазами, рубинами, изумрудами. Кому их собрались дарить турки и за что, было непонятно.

Хворостинин приказал бывшему при нем Степану Литвину отвезти всю казну, драгоценности, ханское оружие и знамена прямо в Александровскую слободу, где располагалась опричная казна.

Сам же Хворостинин разбил свой полк на небольшие отряды и послал их ловить и бить турок и татар по окрестным лесам.

Судьба беглецов была отдана на откуп командирам отрядов.

Юрий Нечаев с приданными ему тремя десятками стрельцов обнаружил всего в паре верст от гуляй-города в сторону Серпухова, на одной из лесных полян, четыре турецкие осадные короткоствольные пушки со всем припасом. При них было полсотни пушкарей и полсотни охранявших их пехотинцев, в том числе два янычара на конях – высокопоставленный командир и его адъютант-чауш.

Турецкий командир в дорогих доспехах, надетых поверх вышитого золотом длинного халата и в чалме, накрученной поверх шлема-шишака, стал злобно кричать на своих подчиненных, явно требуя идти в наступление на стрельцов. Один испуганный пушкарь стал что-то робко возражать. Тогда командир приказал чаушу отрубить бунтовщику голову. Тот беспрекословно выполнил приказ начальника, и голова пушкаря упала на зеленую лесную траву, обагрив ее потоком крови.

Турецким командиром был ни кто иной, как Ибрагим-бей. Только сейчас его неимоверными усилиями четыре тяжелые осадные пушки с огненными припасами удалось довезти до Молодей. Янычаром же, выполнившим приказ турецкого главнокомандующего, был русский, родившийся под Ливнами Иван, сын Савелия. Впрочем, был он уже и не русским, и не сыном Савелия, а правоверным мусульманином, которого звали Балабан, что значило «храбрый молодой человек».

Нечаев скомандовал:

– Бей турок! Командира оставить в живых!

Раздался залп из пищалей: три десятка турок упало замертво на землю. Сам Юрий поразил пулею янычара-адъютанта на коне.

Стрельцы перезарядили свои пищали и дали еще один залп. Еще три десятка турок упало на землю. Оставшиеся в живых бросилась на колени и стали просить пощады.

Нечаев повел своих воинов в атаку на турок с саблями и бердышами наперевес. При приближении стрельцов тяжело раненный Балабан хотел крикнуть им на русском:

– Не убивайте, я свой, меня зовут Иван!

Однако сказать этого он не смог, поскольку родной язык уже совсем забыл, да и каким русским он был без православной веры?

Юрий добил янычара Балабана ударом сабли.

Никто из стрельцов не высказал сожалений по поводу того, что командир дал команду уничтожить турок, которые не сопротивлялись. Ведь всего день тому назад турки беспощадно порубили их товарищей, защищавших подходы к гуляй-городу.

Практики использования рабского труда пленных на русской земле не было. Продавать их на рынке Кафы никто не помышлял. Надежд обменять рядовых татар и турок на русских пленных в Крыму тоже не было, поскольку татары своих из плена не выкупали и на чужих пленных не меняли.

Знатного турка Нечаев сам связал заранее приготовленной веревкой. Вот его можно было попробовать обменять на русских полонян.

Казаки догнали турецкую пехоту недалеко от реки Нара. Они сходу набросились на пехотинцев и стали колоть их пиками и рубить саблями. Турки ощетинились небольшими копьями и, отчаянно отбиваясь, стали отходить к реке. Турок было пятнадцать тысяч, и одолеть их двум тысячам казаков было невозможно.

Тут подъехали рейтары Фаренсбаха в своих черных доспехах и стали расстреливать турок из пистолетов, точно так же, как совсем недавно Хворостинин расстреливал арьергард татарского войска.

Передний ряд всадников рейтарской колоны делал два-четыре залпа, расходился по странам, освобождая позиции следующему ряду, а сам уходил в хвост колонны перезаряжать свое смертоносное оружие. Действие это происходило с немецкой педантичностью и ряды турецких пехотинцев постепенно таяли.

Отступая, турки дошли до реки и попробовали переправиться на другую сторону. Река была не широк-ной, всего аршин в сорок, но в этом месте, на повороте, глубокая и бурная. К тому же мужики из центральных районов безводной Анатолии плавать совсем не умели и в массе своей тонули, не добравшись даже до середины Нары.