Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории

Юрий пошел к своим подчиненным. Они вместе отодвинули телегу, закрывавшую вход в гуляй-город, вышли наружу и спрыгнули вниз с кромки холма на поле боя. Воротынский приказал смоленским стрельцам подобрать на поле битвы раненных русских воинов и унести их в гуляй-город. Тела погибших надо было перенести за холм, поближе к дубраве, где их никто бы не потревожил.

Юрий, вышедший на поле вместе со своими стрельцами, заметил, что среди павших всадников много опричников. Они были без защитных доспехов и первыми становились жертвами татарских лучников.

Другая группа стрельцов должна была очистить от трупов неприятеля подходы к холму, чтобы по ним, как по помосту, нельзя было проехать поверх частокола и забраться на холм, на котором стоял гуляй-город.

Павших кочевников стрельцы оттаскивали за пару сотен шагов прочь от холма и сваливали в кучу. Эта куча трупов татар через несколько часов усилий стрельцов стала приближаться по вышине к холму, на котором стоял гуляй-город.

Татары своих соплеменников хоронить не собирались, хотя, по обычаю, умерших до полудня мусульман следовало предать земле до конца дня. Но никто из немногих оставшихся в живых татар трупы своих погибших соплеменников не омывал, не закрывал им лица зелеными платками с вышитыми на них изречениями из Корана, не читал над ними молитв. Девлет-Гирей никогда не занимался захоронением своих павших воинов и не брал с собой необходимых для этого имамов. Он не любил лишних затруднений в походах и предоставлял погибшим нукерам самостоятельно искать путь в рай. Все остальные татарские мурзы следовали примеру своего начальника.

Вместе с русской «похоронной» командой по полю ходила команда «трофейная». Ее составили из ополченцев-пехотинцев. Они снимали с побитых татарских офицеров доспехи, подбирали сабли, луки, стрелы и пушечные ядра. Как правильно подумал Петр у себя возле дома, стрельба во время боя велась столь интенсивно и долго, что запасы метательных снарядов стремительно уменьшились.

Находившийся неподалеку от Юрия мужик-ополченец, которого звали Илья, потянулся за лежавшим на земле пушечным ядром, поднял его и засунул в висевшую на плече кожаную сумку. Сумка была уже доверху набита ядрами, и ополченец собрался нести их в лагерь, как увидел черный с золотой насечкой доспех на каком-то знатном татарине.

Илья вытащил мертвого вельможу из-под тела другого татарин, и стал снимать с него доспех. Доспех был дорогой и мог стоить столько, сколько стоило целое село. На беду, посреди доспеха была огромная вмятина от пушечного ядра, из-за которой левая передняя металлическая пластина вздыбилась наружу и больше не защищала часть груди, как раз в районе сердца.

– Возьми доспех себе, – предложил десятник Илье. – Пройдешь обухом топора по железу на груди, выправишь, загнешь отошедший край и будет у тебя крепкая защита от татарских стрел. Вон, смотрю, у тебя вся броня – это старый армяк.

– Жалко – попорчу красивую вещь, – ответил Илья. – Я этот доспех попрошу потом Гордея подправить. Он кузнец и у него подходящие инструменты для такой работы есть.

– Как знаешь, Илья, но я бы поберегся в бою, – предупредил его Нечаев. – Это сегодня ты со своим полком за стенами гуляй-города мог укрыться. А завтра тебя могут поставить в шеренгу рядом с нашей крепостью от татарской конницы рогатинами отбиваться.

Илья ничего не ответил. Он закончил разоблачать вельможу-татарина, взвалил его помятый ядром доспех на себя, напялил на свою голову валявшийся поблизости остроконечный шлем татарина, накинул ремень от сумки с ядрами на плечо и пошел в сторону лагеря, сгибаясь под тяжестью трофеев.

Нечаев, хоть грамоты не знал и книг не читал, но был от природы склонен к размышлениям и старался из этих размышлений извлечь какую-то практическую пользу. Эта черта характера досталась ему от отца, который всегда старался упорядочить в голове все происходящие вокруг него события и не заблудиться в окружающем его мире. Отец был еще жив и когда Юрий уходил в поход, то оставил на его попечении жену Пелагею, сына Ивана и дочь Марфу.

«Как там мои дома? – подумал десятский. – Волнуются за меня, небось? А что тут волноваться? Мы этих нехристей тут перебьем скоро, и я домой вернусь. Еще и звание сотника в бою добуду. Надо мне будет какого-нибудь знатного татарина подстрелить, когда на нас очередная атака пойдет. Да так, чтобы доспех сберечь. Продам его и будет в доме лишний прибыток».

На следующий день, а это было 29 июля, возможности проявить себя в стрельбе у Нечаева не представилось. Татарские отряды подходили, устраивались лагерем верстах в четырех от деревни Молоди, «травились» с русскими, то есть пускали навесом стрелы, но в рукопашный бой не вступали.