Битва при Тюренчене

«Свой день я провел рядом с прилежной грызуньей английского языка, Надеждой Михайловной Плец, а также ее учительницей и слушательницей Бестужевских курсов Верой Михельсон. В основном меня они и гоняли по всему курсу английского»

«И?»

«И вконец измучили. Но Вера все-таки поставила мне твердую четверку»

«А у Нади какие успехи?»

«Пока на троечку, но тоже твердую. Во всяком случае, грамматику и глаголы она освоила, только словарный запас позорно мал»

«Хорошо, я доволен. Про себя скажу, что с Макаровым мы посидели плотнее, чем с кем либо. Очень основательный мужик и схватывает на лету. Идей у него тоже полно, приходилось рубить и отсеивать. Дай бог, чтобы к нему всерьез прислушались власть предержащие. Иначе придется вселяться к царю, но мне почему-то не хочется»

«А завтра что будем делать?»

«На завтра у меня намечено посещение Народного дома и ее главы, графини Паниной. Пойдем втроем: мы с тобой и Татьяна. Попробуем заинтересовать Софью Владимировну своей пьесой»

«Ох, к ней, наверно, каждую неделю профессиональные труппы на постой просятся, а тут мы, смешные любители…»

«Идя на встречу с влиятельным лицом, никогда не умаляй своих достоинств. Оно враз твою слабину почувствует и настроится на отказ — даже не зная еще, о чем пойдет речь. Компрэнэ?»

«Уи, мсье. Пардон, мсье. Пойдем спать, мсье?»

«Что толку мне здесь спать? В своем времени все равно не проснешься. А надо бы: очень интернета не хватает»

Татьяна весьма удивилась, увидев поутру рожицу Городецкого в гостиной дома. Впрочем, это для дам семейства Плец десять часов считалось утром — господин же Плец ушел в присутствие к девяти часам.

Еще более она удивилась, когда узнала, что Сергей явился в этот раз по ее душу и с твердым намерением устроить ее артистическое будущее. Надежда, впрочем, попыталась составить им кампанию, но была отправлена непреклонным женихом изучать русско-английский словарь и читать английские газеты. Про Народный дом, в котором есть масса полезных помещений и в том числе театральный зал, Таня читала в газете и даже намеревалась его посетить после открытия, но отпугивало его положение посреди рабочих кварталов.

— Зато его устроила настоящая графиня! — горячо напирал Городецкий. — С чего бы она стала попусту выбрасывать деньги?

— Я же не отказываюсь, пойдем, — вяловато соглашалась Таня. — Мы с тобой знаем, чудеса в жизни случаются…

— Что ты имеешь в виду?! — вспыхнула Надин. — Смотри у меня, Городецкий!

— В оба глаза буду смотреть, сударыня! А на что?

— Вот оба глаза тебе и подобью, если что! И Татьяне фингал поставлю, не посмотрю, что сестра…

— Итак, цель поставлена, наказы получены, ветер, вроде, попутный — вперед?

— Вперед, — рассмеялась Таня, и они резво ссыпались с бельэтажа по беломраморной лестнице.

Софья Владимировна, не заходившая в Народный дом три дня и полагавшая, что без нее подготовка к его открытию продвигается через пень-колоду, была приятно удивлена: все, что она со своими помощниками намечала, выполнялось безукоризненно. Что, несомненно, было заслугой ее главной помощницы, Александры Владимировны Пошехоновой. Побывав во всех узловых центрах подготовки, Софья Владимировна поняла, что ей тут, в сущности, и делать-то нечего. Посему она со спокойной совестью поднялась в свой кабинет и в который раз стала просматривать записи, посвященные будущим проектам и, прежде всего, устройству театра.

«Что там мне внутренний голос-то говорил: нужна свежая пьеса с общечеловеческим сюжетом? Это о любви, что ли? Пожалуй, но сейчас таких и нет. То есть любовные линии есть почти в каждой пьесе, но чтобы она была основной и даже единственной? Нет, не пишут. А кстати, куда этот внутренний голос подевался? Всю меня переполошил и пропал… Странно»

Тут в дверь кабинета постучали. Панина по стуку поняла, что это Пошехонова с каким-то важным сообщением: по пустякам она ее не беспокоила.

— Заходите, Александра Васильевна, — приветливо крикнула мэтресса. Но в дверь вместе с ее библиотекаршей вошел молодой человек, еще юноша с приятным, внимательным лицом, и вполне взрослая миловидная девушка — оба, что называется, из «общества».

— Вот, Софья Владимировна, — начала делать представление Александра Васильевна, — эти молодые люди желают переговорить с Вами по важному делу. Какому — мне не сказали, но обещали, что денег просить не будут.

— Хорошо. Я вас слушаю.

Карцев-Городецкий чуть промедлил.

— Ну, я пошла, Софья Владимировна, — проявила деликатность ее помощница и удалилась.

— Дело у нас, как мне кажется, простое, — начал Карцев, — но у многих вызывает отторжение. Я сделал перевод пьесы малоизвестного английского автора и ее поставили с успехом в одном из провинциальных театров России. Пьеса о любви во времена викторианской Англии. В первой постановке главные роли сыграли мы: я, Сергей Городецкий, и вот Татьяна Плец. Недавно мы переехали в Петербург и хотели бы возобновить этот спектакль, но нам никто не хочет дать сцену. Мы искренне надеемся, что Вы, Софья Владимировна нам эту возможность предоставите. Разумеется, после ознакомления с пьесой.

— Как она называется?