Я стою сейчас на кремлевской стене Новгорода. То есть прошу вас это вообразить. Мы ведь здесь не для того, чтобы устраивать друг другу представление. Битва состоится на поле, где приезжие купцы во время ярмарки оставляют свои телеги. Ярмарка в Новгороде бывает чаще, чем где-либо еще на Севере или Востоке, это и впрямь священный город. Поглядим, как все произойдет. (Он поднимает занавес, смотрит назад.) Вон там Вадим, он как раз выбрался ползком из леса. С ним Вигор и те, кого он восстановил против меня: знатные новгородцы. Все эти витязи и богатыри — владельцы трех-четырех болот. Против них — моя дружина и бояре, сохранившие мне верность. Почти все здесь. Поразительно, как много нашлось полковников, не причастных к мятежу. Их тоже приходится любить и жаловать. Сейчас противники занимают боевые места. (Опускает занавес.) Разумеется, сам я не участвую в сражении, князь обязан по возможности этого избегать. Он глава страны, а не войска. Гражданская распря хуже войны. Но называть ее войной — много чести. Тут не военный вопрос. Господин тесть — преступник, а не противник. Он проявил непослушание, он не достоин быть врагом, тут важно проводить различие. Там внизу готовится сражение, которое поколеблет все, чего я достиг за три года. Нужно обойтись малой кровью, пусть сойдутся открыто, у всех на глазах, но все же так, словно это и не битва. И самое главное: нельзя позволить Вадиму превратить свою кровь в обоснование собственной правоты. В этом старикане с каменным лицом — море крови, в ней можно утопить целый город.