Немного прошла и вдруг далеко впереди что-то блеснуло между деревьями. А это еще что? Солнца целый день не наблюдалось. Свернула с тропинки на мягкий мох, ковром устилавший землю, прошла немного и вдруг вышла прямо на какие-то развалины, почти скрытые необычными светлыми соснами. Верхушки у них были похожи на раскрытый зонт. Ну вот, приехали, мало того, что грибов, как в сказке, что тропинка вся в меле, теперь и сосны кто-то побелил. Что за чудо природы такое?
Только припустила в том направлении, как вдруг откуда-то сбоку раздался отчаянный крик:
– Стой! Остановись! Назад! – На противоположном краю поляны стоял Бондик и отчаянно махал мне руками. – Быстро назад! Уезжаем!
Ничего не понимая, нехотя побрела я к нему.
– Ты что, куда ты собралась? – накинулся он на меня. Ничего не понимая, я вяло отбивалась, рассказывая о своих чудесных открытиях.
– Забудь об этом проклятом месте, – продолжал кипятиться Бондик. – Чтобы ноги твоей там не было. И зачем только мы сюда приехали!
Обратная дорога прошла без приключений. Ни одно колесо не отвалилось, ни один пассажир не выпал, не один гриб не был потерян. На крутых поворотах мы с Ритой лихо хватались за края коляски и отклонялись в противоположную от поворота сторону. Похоже, я научилась ездить на Иж-Планете. Жаль, что в будущем не пригодится это умение.
Мотоцикл прибыл в Старое Село, отчаянно чихая остатками бензина и распугивая местных кур. Улицу заволокло черными клубами. Не доехав метров десять до нашего дома, мотоцикл испустил последнюю струю едкого дыма и заглох. Мы торжественно выгрузились вместе с объемной добычей посреди улицы.
На вселенский шум из соседнего дома вышла, опираясь на клюку, бабушка Катя. Как раз перед нашим приездом она сломала ногу и почти месяц провела в больнице. Зорьку все это время кормил и доил наш дедушка. Нога срослась, но еще болела, поэтому бабушка Катя часто присаживалась отдохнуть, в основном, на нашей лавочке или у нас во дворе. Скучно ей было самой отдыхать.
Мы показали ей нашу добычу. Завязался общий разговор.
– А что за сосны чудные я там видела? Светлые, как покрашенные. – обратилась я к дедушке. – И еще рельсы вроде тянутся. В Старом Лесу железная дорога! Чудеса! Только вы не дали мне все подробно рассмотреть, – попыталась обидеться я.
– А это, Лерочка, сосна меловая, сохранившаяся с доледникового периода, – охотно откликнулся дедушка, готовый часами повышать нашу эрудицию.
– Какая-такая меловая, расскажи, дедушка! – Я затеребила дедушку. Ритка равнодушно пожала плечами и принялась перетаскивать наши трофеи в дом.
– Давным-давно в этих краях были степи, паслись отары диких коз, а почва была песчаной, – начал дедушка свой рассказ. – В степи постоянно дули ветры. Они сносили из других мест сосновые и еловые шишки. А еще ветры сдували песок и обнажали лежавшие под ним известняк и мел. Мел постепенно оседал на растениях и деревьях. Шли годы, столетия, тысячелетия. Вырастали новые сосны, уже сразу со светло-зеленой хвоей, как бы притрушенной мелом. Иголки у такой сосны толстые, а шишки, наоборот, мелкие. Крона широкая и напоминает зонтик. Так появились в нашем лесу целые участки меловой сосны. В центре такого соснового бора, там, где известь и песок больше всего выходили на поверхность, Кочубей и построил «фабрику стеклянную об одной печи». Местные крестьяне прозвали это место Стеклянной Гутой. По лесу протянули железную дорогу, чтобы возить рабочих и вывозить готовые бутылки и банки. По дороге ходили целых два паровоза с вагонами. Соорудили станцию.
При этих словах в моей голове моментально нарисовалась чудная картинка под названием «Прибытие поезда». Такие себе дамы в перьях, дым из паровозной трубы, звон станционного колокола. Вот это движняк здесь был лет сто пятьдесят назад! А была бы сейчас железная дорога, мы бы, как барыни, ездили в райцентр хоть каждый день, а не раз в неделю на зачуханном бусике.
Усилием воли я притушила разбушевавшуюся фантазию и вернулась к общему разговору. А там что-то очень интересное рассказывал уже дедушка Бондик:
– Когда революция случилась, Кочубей поджег завод, получил страховку и смылся с семьей за границу. Стеклянная Гута быстро заросла травой. А на месте бывшей печи осталась глубокая яма, которая от дождей заполнялась водой. В ней еще долго всплывали стеклянные шары, квадраты, цилиндры. Усадьбу мужики сгоряча разграбили. До сих пор развалины в парке торчат. Сам парк тоже быстро зарос, одичал, совсем в лес превратился. А какой парк был – загляденье! Мне лесник старый рассказывал. Завезли из заграницы редкие деревья и кустарники. Разбили большой фруктовый сад: яблони, груши, сливы разных сортов. По голубому озеру плавали белые лебеди, клевали желтые кувшинки. А в центре фонтан бил. И оранжерея имелась. Чего в ней только не было – и орхидеи, и тюльпаны, и розы, и земляника к рождеству… Специально из Парижа заказывали. Да, было время, и парк, и железная дорога, и завод имелись в Старом Селе. А теперь…
Дедушка Бондик тяжело вздохнул и уселся на многострадальную Иж-Планету.