В старых складах и между разрушенными стенами хватало укромных мест, чтобы спрятать полковые знамена и не дать врагу захватить их. Подождав, пока батальон даст еще два залпа, полковник приказал отступать.
– Держать строй! Все назад! К стене!
Раненых пришлось оставить, хотя некоторые из них, истекая кровью, ползком или хромая, пытались угнаться за товарищами. Французы подошли совсем близко, и наступил момент, которого Оливейра боялся больше всего: короткая трель горна в темноте и звук вынимаемых из ножен сабель.
– Бегом! – крикнул Оливейра. – Бегом!
Строй сломался, и солдаты побежали. В ту же секунду кавалерия устремилась в атаку, и батальон касадоров стал мишенью, о которой каждый кавалерист может только мечтать: неуправляемой, несопротивляющейся толпой. Серые драгуны рубили отступавших тяжелыми палашами. Атаку возглавил сам Лу, умышленно растянувший строй так, чтобы завернуть беглецов и направить их на свою наступающую пехоту.
Часть рот левого фланга Оливейры достигли укреплений без потерь. Лу видел взбегающие по скату темные фигурки, но преследовать их не собирался. Если португальцы переберутся через стену и спустятся в долину, находящиеся вне форта драгуны настигнут их и передавят как блох, а если останутся на куртинах, то же самое сделает с ними пехота. Ближайшей заботой Лу были те, кто пытался сдаться. Десятки португальских солдат, бросив разряженные винтовки, стояли с поднятыми руками. Лу подъехал к одному, улыбнулся и коротким ударом разрубил ему голову.
– Пленных не брать! – велел он своим людям. – Никаких пленных!
Пленные замедлили бы уход из форта, к тому же резня, учиненная в отношении целого батальона, должна послужить серьезным предупреждением армии Веллингтона, показать, что, достигнув испанской границы, она столкнулась с новым, более решительным противником, чем то войско, которое гнала от Лиссабона.
– Убейте всех! – крикнул Лу.
Какой-то португалец выстрелил, и пуля просвистела в дюйме от короткой седой бородки генерала. Лу рассмеялся, пришпорил серого коня и устремился в погоню за несчастным, посмевшим покуситься на его жизнь. Португалец отчаянно пытался спастись, но Лу легко догнал его и рассек ему спину ударом палаша. Раненый упал, корчась от боли и крича.
– Оставь его! – крикнул Лу французскому пехотинцу, собиравшемуся прикончить касадора и тем самым избавить от мучений. – Пусть умирает долго и страшно. Он это заслужил.
Немногочисленные португальские стрелки, оставшиеся на стене, открыли огонь, и Лу отъехал подальше.
– Драгуны! Спешиться!
Пусть пешие драгуны поохотятся на дерзких беглецов, решил генерал, пехота же тем временем разберется с Ирландской королевской ротой и стрелками, которые, похоже, нашли убежище в казармах.
Жаль, конечно. Лу надеялся, что авангард захватит Шарпа с его проклятой «саранчой» в арсенале и что к настоящему времени уже будут отомщены солдаты, убитые англичанином. Но нет, стрелок скрылся, и теперь его придется выкуривать, как лису из норы. Пытаясь определить, сколько у него осталось времени на штурм казарм, Лу наклонил циферблат часов так, чтобы на него упал свет луны.
– Месье! – послышался голос, и генерал закрыл крышку часов и спрыгнул с седла. – Месье!
Лу обернулся и увидел рассерженного узколицего португальца в сопровождении высокого французского капрала.
– Месье? – вежливо отозвался Лу.
– Меня зовут полковник Оливейра, и я должен заявить протест, месье! Мои люди сдаются, а ваши солдаты убивают их! Мы ваши пленные!
Лу достал из ташки сигару и наклонился к угасшему костру, чтобы найти уголек и прикурить.
– Хорошие солдаты не сдаются – они просто умирают.
– Но мы сдаемся, – с горечью признал Оливейра. – Возьмите мою саблю.
Лу выпрямился, затянулся сигарой и кивнул капралу:
– Отпусти его, Жан.
Оливейра стряхнул державшую его руку капрала.
– Я выражаю протест, месье, – повторил он сердито. – Ваши солдаты убивают людей, которые подняли руки.
Лу пожал плечами:
– На войне случаются ужасные вещи, полковник. А теперь дайте мне вашу саблю.
Оливейра вынул саблю из ножен и протянул ее суровому драгуну эфесом вперед.
– Я ваш пленный, месье, – сказал он голосом, хриплым от стыда и гнева.
– Вы слышите! – прокричал Лу так, чтобы слышали все его люди. – Они сдались! Они наши пленные! Видите? У меня сабля их полковника! – Он взял у Оливейры саблю и помахал ею в дымном воздухе. Военный этикет требовал, чтобы оружие было отдано побежденному противнику под честное слово, но вместо этого Лу разглядывал клинок, словно оценивая его. – Неплохое оружие, – неохотно признал он и посмотрел Оливейре в глаза. – Где ваши знамена, полковник?
– Мы уничтожили их, – с вызовом ответил Оливейра. – Сожгли.
Клинок блеснул серебром в лунном свете, и черная кровь потекла из раны на лице Оливейры – сталь рассекла левый глаз и нос.
– Я вам не верю. – Лу выдержал паузу, дав потрясенному полковнику прийти в себя. – Где ваши знамена, полковник? – повторил он.
– Подите к черту! – прохрипел португалец. – Вы и ваша мерзкая страна. – Одной рукой он зажал кровоточащий глаз.
Лу бросил саблю капралу: