Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг.

В разговоре с адъютантом Кларка русский генерал еще раз подтвердил свою уверенность в перспективах русско-французского сближения: «Павел I вступил в коалицию, не имея никаких мыслей о территориальных приобретениях за счет Франции. Увидев, что лондонский и венский кабинеты вместо того, чтобы способствовать общей цели, стараются лишь всеми силами захватить новые территории, увидев также, что правительство во Франции изменилось и на смену анархии пришло консульство, он принял решение отвести свои войска. Я надеюсь, что отныне французы и русские будут хорошими друзьями. Это твердое намерение Его Величества Императора»[95].

Нетрудно догадаться, что с такими настроениями Спренгпортен был встречен в Париже с распростертыми объятиями. В своем докладе императору генерал в восторге писал: «Начиная с Брюсселя, мы ничего не платим; ни мне, ни моей свите не дают заплатить ни обола[96]… Здесь везде, где мы ни появимся, публика встречает нас даже с рукоплесканиями… Расположение и минута самые благоприятные, притязания самые умеренные, и дело достойно вас и ваших благородных чувств»[97]. Посланец царя приехал в столицу Франции 20 декабря 1800 г. и буквально тотчас же был принят министром иностранных дел и в тот же день самим Бонапартом. Собственно говоря, официальная цель визита – выдача русских пленных – была, можно сказать, забыта. И не потому, что возникли какие-то осложнения, а, наоборот, потому, что французское правительство настолько шло навстречу в этом вопросе, что само подумало обо всем и было готово сделать все, лишь бы русские остались довольны. В отделе рукописей Российской национальной библиотеки в Петербурге хранятся документы, посвященные официальной части миссии Спренгпортена. Это редкий пример соглашения между двумя договаривающимися сторонами, где одна из них (французская) берет на себя все обязательства, а другая лишь великодушно на них соглашается[98].

Вообще прием русских посланников был на редкость теплым и дружелюбным. В составе небольшой делегации был и молодой князь, полковник свиты, Петр Михайлович Долгоруков. В письмах к своей сестре он живо описал отношение французских властей к Спренгпортену и его сопровождающим. Вот что писал Долгоруков в 23 декабря 1800 г. из Парижа: «Французы обращаются с нами как нельзя лучше. Везде для нас устраивали праздники; в Брюсселе под конец обеда у префекта сыграли пословицу, и географ, уверявший, что имеет сведения вернейшие, чем величайшие ученые, спел следующий куплет, при громких рукоплесканиях всего общества:

Des géographes je me ris,
De leur methode je m’ecarte:
Berlin, Petersbourg et Paris
Sont très rapprochés sur ma carte
…
Et je maintiens que le Volga
Doit communiquer à la Seine.

Que j’aime à revoir sur ce bord
Les fiers guerriers de la Russie!
Parmi nous ces enfants du Nord
Sont encore dans leur patrie:

Redoutables dans les combats,
Grands, généreux, pleins de vaillance, —
A ces titres ne son tils pas
Les meilleurs amis de la France?[99]

В газетах только и говорят о России, о коалиции, о скорой войне с Англией. В английских журналах забавляются, рассказывая об императоре [Павле Петровиче. – Примеч. авт.] анекдоты столь же забавные, сколько ложные. Во французских журналах об е. и. в-в говорят не иначе, как с полным уважением и всевозможным вниманием; даже в разговорах говорят о нем не иначе, как с хвалами его благородству, его искренности и всем его хорошим качествам. Ему дают справедливо заслуженное название великого человека».

Подобные синхронные свидетельства доказывают, что тезис о непримиримой вражде русского дворянства к Наполеону, почерпнутый из поздних источников (см. главу 6), вражде, которая якобы делала невозможным русско-французское сближение, далек от истины.

Что же касается официальных бесед, их темой стали прежде всего переговоры о сближении двух стран. В разговоре с Талейраном русский генерал заявил, что под руководством царя в скором времени будет создана Лига северных стран (см. ниже), целью которой будет борьба против владычества Англии на морях. Что касается Бонапарта, он выразил желание, чтобы во Францию быстрее прибыл посол, который был бы уполномочен подписать полноценный договор. Пока же, несмотря на резкость ноты Ростопчина, первый консул согласился принципиально с ее положениями. «Ваш монарх и я, мы призваны изменить облик мира!» – воскликнул он, обращаясь к генералу.

На следующий день после встречи со Спренгпортеном Бонапарт написал Павлу восторженное письмо:

«Париж, 30 фримера IX г. (9 (21) декабря 1800 г.)