Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945

3. На главном направлении танковым кулаком смелее и решительнее пробиваться вперед. Города и крупные населенные пункты обходить и не ввязываться в затяжные фронтальные бои. Требую твердо понять, что успех танковых армий зависит от смелого маневра и стремительности в действиях. Третий пункт этого приказа должен быть доведен до сведения каждого командира корпуса и бригады.

4. Об исполнении данного приказа доложить.

Конев, командующий 1-м Украинским фронтом

Крайнюков, член военного совета 1-го Украинского фронта

Петров, начальник штаба 1-го Украинского фронта».

Медленное продвижение вперед 1-го Белорусского фронта срывало все планы Ставки. (Автор сильно преувеличивает. – Ред.) Теперь уже не могло быть и речи о взятии столицы германского рейха на пятый день наступления. Позднее русские историки трактовали изменение плана битвы за Берлин следующим образом: «Итак, задача на 16 апреля [для 1-го Белорусского фронта] прорвать тактическую полосу обороны противника [первая и вторая полосы обороны] была выполнена только к началу третьего дня операции. Медленное продвижение войск 1-го Белорусского фронта ставило, по мнению Верховного главнокомандующего, под угрозу выполнение замысла на окружение берлинской группировки врага. Еще 17 апреля Ставка потребовала от командующего фронтом обеспечить более энергичное наступление подчиненных ему войск. Одновременно с этим она дала указания командующим 1-м Украинским и 2-м Белорусским фронтами содействовать наступлению 1-го Белорусского фронта. 2-й Белорусский фронт [после форсирования Одера] получил, кроме того, задачу не позднее 22 апреля главными силами развивать наступление на юго-запад, нанося удар в обход Берлина с севера, с тем чтобы во взаимодействии с войсками 1-го Украинского фронта завершить окружение берлинской группировки».

19 апреля фон Овен записал в свой дневник:

«Битва на Одере вошла в критическую стадию. Обычно на третий, четвертый или пятый день решается судьба наступления. Министр [Геббельс] и все мы из его ближайшего окружения переживаем эти дни в состоянии крайнего нервного напряжения.

Министр поддерживает постоянную телефонную связь с генералом Буссе. Он обещал Буссе любую возможную поддержку и помогает ему чем только может. Так, например, в ночь со вторника на среду [с 17 на 18 апреля] Буссе срочно потребовалось несколько сформированных для него в Берлине маршевых батальонов. Из-за постоянных налетов штурмовой авиации транспортировка по железной дороге заняла бы слишком много времени. Поэтому министр немедленно распорядился собрать колонну из городских автобусов и других транспортных средств, и уже через несколько часов солдаты вступили в бой на нужном участке фронта.

В среду [18 апреля], в третий день сражения, возникла критическая ситуация, когда Советам удалось захватить стратегически важные Зеловские высоты под Букковом, так называемую «Бранденбургскую Швейцарию». Наши резервы тотчас нанесли контрудар. Им удалось снова отбить высоты у врага. Но последовала новая атака советских войск, и им опять удалось овладеть высотами. День прошел в непрерывных ожесточенных боях, в которых обе стороны несли большие потери. Возникает страшный вопрос: удастся ли задержать противника на подступах к Берлину или же вскоре бои начнутся уже в самой столице рейха?

На следующее утро, это уже четверг 19 апреля, министр разговаривал по телефону с полковником Хёльцем, начальником штаба 9-й армии, который для исправления угрожающего положения, сложившегося под Букковом, просит срочно прислать не менее четырех батальонов из состава подразделений, предназначенных для обороны Берлина.

Тем самым министр вынужден искать ответ на принципиальный вопрос, где следует защищать Берлин – на Одере или в самом городе. Он не сторонник полумер. Если есть шанс с помощью сил, собранных для обороны столицы рейха, разбить русских еще на подступах к Берлину, тогда он готов бросить на помощь 9-й армии все войска, дислоцированные в Берлине. И напротив, он считает нецелесообразным направлять на фронт всего лишь четыре батальона, которые не спасут армию Буссе, но, с другой стороны, существенно ослабят оборону Берлина.

Начинаются лихорадочные переговоры. Военный комендант Берлина генерал Рейман заявляет, что якобы оборона Берлина настолько слаба, что после отправки четырех батальонов он не сможет взять на себя ответственность за последствия. После этого заявления в его адрес раздаются упреки в малодушии и пораженчестве и требования заменить его более молодым офицером, готовым взвалить на свои плечи ответственность за судьбу столицы.