Битва за безмолвие. В поисках «византийства»

…Известно, что многие крестьяне наши (конечно, не все, а застигнутые врасплох нашествием) обрели в себе мало чисто национального чувства в первую минуту (речь о войне 1812 года – Д. Т.). Они грабили помещичьи усадьбы, бунтовали против дворян, брали от французов деньги. Духовенство, дворянство и купечество вели себя иначе. Но как только увидали люди, что французы обдирают иконы и ставят в наших храмах лошадей, так народ ожесточился, и все приняло иной оборот. К тому же и власти второстепенные были тогда иные: они умели, не задумываясь, обуздывать неразумные увлечения.

А чему же служили эти власти, как не тому же полувизантийскому царизму нашему? Чем эти низшие власти были воспитаны и выдержаны, как не долгой иерархической дисциплиной этой полувизантийской Руси? Что, как не православие, скрепило нас с Малороссией? Остальное все у малороссов, в преданиях, в воспитании историческом, было вовсе иное, на Московию мало похожее».

Важно отметить, что в последние годы своей бурной жизни Леонтьев жил у стен Оптиной пустыни и был духовным сыном знаменитого старца Амвросия. Оптина во второй половине XIX века стала духовным центром России. Кто здесь только ни бывал! Мыслители-славянофилы – Аксаков, Киреевский, Хомяков; столпы русской литературы – Гоголь, Достоевский, Тютчев, Тургенев и даже Лев Толстой (чуть, не отрекшийся здесь от своих еретических взглядов); многие представители Дома Романовых… всех великих и влиятельных не перечесть. Но вот, что часто упускают из вида. Оптина – это тоже наше «византийство».

В сороковых-пятидесятых годах XIX века на Святой горе Афон пребывал выходец с Украины, монах Паисий Величковский. Там он обрел учителей-исихастов и впоследствии, перебравшись в Молдавию, создал там в Нямецком монастыре центр этой древней византийской молитвенной практики. И именно его деятельность стала мощным импульсом к возрождению подлинно духовной иноческой жизни в России, где после гонений Петра I на монашествующих, ситуация в этой сфере была довольно безрадостная. Так вот, и традиция Оптинского старчества была заложена учениками учеников преподобного «византийца» Паисия.

Как раз на те годы, когда разворачивалась духовная деятельность этого старца приходится попытка реализации абсолютно материального «греческого проекта» Екатерины Великой. Впрочем, как утверждали сподвижники Петра I изначальная идея принадлежала ему, а государыня-императрица лишь глубоко ею прониклась.

В один из дней рождения наследника престола Павла Петровича фельдмаршал Миних публично озвучил следующее:

«Я желаю, чтобы, когда великий князь достигнет семнадцатилетнего возраста, я бы мог поздравить его генералиссимусом российских войск и проводить в Константинополь, слушать там обедню в храме Св. Софии. Может быть, назовут это химерою… Но я могу на это сказать только то, что Великий Петр с 1695 года, когда в первый раз осаждал Азов, и вплоть до своей кончины не выпускал из вида своего любимого намерения – завоевать Константинополь, изгнать турок и татар и на их месте возстановить христианскую греческую империю».

Первая попытка Екатерины поучаствовать в греческих делах была не слишком удачной. Впрочем, не столько для нее, сколько для самих греков. В ходе русско-турецкой войны 1768–1774 годов была задумана экспедиция Балтийского флота в Средиземное море для внезапного удара по турецким тылам. Для усиления эффекта и предполагалось спровоцировать греческое восстание. Проектом занялся Алексей Орлов.

Впрочем, он, похоже, понимал свою задачу более масштабно. В письме брату Григорию он так излагал свое виденье: «Если уж ехать, то ехать до Константинополя и освободить всех православных и благочестивых от ига тяжкого. И скажу так, как в грамоте государь Пётр I сказал: а их неверных магометан согнать в степи песчаные на прежние их жилища. А тут опять заведется благочестие, и скажем слава Богу нашему и всемогущему».

А вот, государыне Григорий Орлов сформулировал идею куда скромнее: «послать, в виде вояжа, в Средиземное море несколько судов и оттуда сделать диверсию неприятелю».

То есть, греков обнадеживали по первому варианту, а в реальности Россию вполне устраивала и просто «диверсия». И она вполне удалась. В Чесменском морском сражении турецкий флот был разгромлен. Однако, сухопутные силы, которые были направлены в помощь греческим повстанцам исчислялись буквально десятками человек, чего, конечно, было явно недостаточно для того, чтобы оказать реальную помощь героическим, но не слишком дисциплинированным клефтам.