Битва за безмолвие. В поисках «византийства»

«Политика наша после Крымской войны приняла характер более племенной, чем вероисповедный, – более эмансипационный, чем национально-государственный. Православие есть нерв русской государственной жизни, – поэтому и на юго-востоке, ввиду неотвратимого нашего к нему исторического стремления, важнее было поддерживать само Православие, чем племена, его кой-как исповедующие. Вышло же наоборот потому, что в самих правящих наших сферах было мало истинной религиозности», – такой вывод относительно имперской политики второй половины XIX века сделал последовательный «византиец» Константин Леонтьев. И действительно, уже через несколько десятилетий «племенная» ориентация приведет и саму Российскую империю к катастрофе.

Черная рука

23 июля 1914 года Австро-Венгрия, заявив, что Сербия стояла за убийством эрцгерцога Франца-Фердинанда, объявляет ей ультиматум, в котором требует от Сербии произвести чистки госаппарата и армии от офицеров и чиновников, замеченных в антиавстрийской пропаганде, арестовать подозреваемых в содействии терроризму, разрешить полиции Австро-Венгрии проводить на сербской территории следствие. На ответ было дано всего 48 часов.

Сербия соглашается на все требования Австро-Венгрии, кроме допуска на свою территорию австрийской полиции, и начинает мобилизацию. Но требование это было совершенно оправданным, учитывая роль спецслужб в заговоре, приведшем к убийству. Русские, тем не менее, в защиту славян тоже мобилизовались, и понеслось. Итогом, как известно, стала катастрофа – гибель Империи.

А ведь, вроде пошли за Правду… Или все-таки нет?

Первая мировая – результат провокации сербских высокопоставленных офицеров-авантюристов, непосредственно приближенных к королю, который сам собственной властью им был обязан. Тем, что Россия безоговорочно вступилась за сербов, она сама себе подписала приговор. Впрочем, здесь вина не столько даже царя. Его общественное мнение в угаре «славянского братства» в пропасть толкало. Общий повальный энтузиазм отмечают все современники.

Например, в черносотенной газете «Голос русского» 24 июля 1914 года вышла заметка главного редактора Балашова под красноречивым заголовком «Жаждем Немецкой крови»!

Ненависть к немцам вылилась летом-осенью 1914 года в серию погромов принадлежащих им лавок и магазинов. Было разгромлено толпой и германское посольство в Санкт-Петербурге.

Но войну открыто поддержали и либералы! Лидер кадетов Павел Милюков говорил: «Мы воюем для того, чтобы обеспечить права малых народностей, чтобы покончить с господством сильного над слабым». И он же, позже вспоминал: «Как принята была вообще в России война 1914 года? Сказать просто, что она была «популярна», было бы недостаточно…»

Забыты были заветы Петра Столыпина. Пятью годами ранее, опять же из-за вопроса о судьбе Боснии и Герцеговины, Россия уже стояла на пороге войны. Тогда Австро-Венгрия оккупировала эту бывшую османскую провинцию, что явно противоречило интересам Сербии. Но Столыпин выступил категорически против прямой конфронтации с Германией и Австро-Венгрией, жестко указав, что «развязать войну – значит развязать силы революции». Теперь его не было в живых. Он сам был убит террористами. Теперь некому было пророчески предупредить о последствиях.

В то же время, в Вене и Будапеште тоже проходили массовые патриотические демонстрации. Резервисты спешили на сборные пункты. Это было какое-то странное ослепление. Массы сами были готовы идти на убой.

Николай Бердяев так осмысливал происходящее: «Та война, которая началась в конце июля 1914 года, есть лишь материальный знак совершающейся в глубине духовной войны и тяжелого духовного недуга человечества. В этом духовном недуге и духовной войне есть круговая порука всех, и никто не в силах отклонить от себя последствия внутреннего зла, внутреннего убийства, в котором все мы жили. Война не создала зла, она лишь выявила зло».

То есть, русские встали стеной на защиту дела реально кровавых преступников – полковника Димитриевича сотоварищи, на защиту зла, убежденные, что славянство – воплощение добра.

Позже, в ходе следствия, убийца эрцгерцога Гаврила Принцип заявил: «Я югославский националист и я верю в объединение всех южных славян в единое государство, свободное от Австрии». На вопрос, какими средствами он собирался добиться этого, не задумываясь, ответил: «Посредством террора».

Но почему мишенью был избран именно Франц-Фердинанд? Его супруга, София была славянкой, чешкой. И возможно, в том числе по этой причине эрцгерцог был сторонником так называемого триализма. Согласно этой доктрине, Австро-Венгрию предполагалось радикально преобразовать. Славянские земли в этом случае объединились бы в «третью корону» в рамках империи. Это было бы не националистическим, а имперским решением славянского вопроса.

Гаврила Принцип позже заявил на суде, что именно предотвращение самой возможности таких реформ было одним из мотивов заговорщиков.