Стоянка в Лехе растянулась с 26 августа до 19 сентября. Здесь наняли двух опытных караванщиков — афганца Омар-хана и синзянского тюрка Назар-бая. Пополнили и запасы фуража. Но все же пребывание оказалось действительно долгим. И дело было не в найме новых животных и караванщиков, способных преодолеть высокогорный Каракорумский перевал. Экспедиция ждала «Ламу».
Гарм был маленьким районным центром Советского Таджикистана. В середине августа 1925 года сюда прибыл товарищ Петровский. Он приехал в этот пыльный край как сотрудник акционерного общества «Шерсть». У местной милиции и ОГПУ визит оптовика не вызвал никакого интереса. Два-три дня Петровский вертелся на базаре, шатался по улицам, отправлял какие-то телеграммы родственникам, встречался с одним из памирских проводников и… вдруг исчез. Точнее, отправился «за закупками в кишлаки». В день исчезновения из того же Гарма выехали два конных мусульманина, принадлежавших к секте исмаилитов. Один из них был памирцем Назар-Шо, отлично знавшим горные тропы, а второй еще недавно являлся товарищем Петровским, а еще раньше Яковом Блюмкиным.
О появлении секретного агента в Горном Бадахшане не знали ни комиссар памирского погранотряда Алехин, ни полномочный представитель ОГПУ в Таджикистане. Да и зачем было дразнить людей Трилиссера и Ягоды? Для них, как и для многих других, Блюмкин в это время работал в Наркомторге, ишачил на госслужбе от зари до зари. Уезжал на работу очень рано, а приезжал очень поздно. И тут же засыпал богатырским сном. В общем, отдыхал от ОГПУ.
В действительности в Москве оставалась его тень или тени — но это уже была забота Спецотдела. А живой Блюмкин в то время ехал за проводником на каурой лошадке по узкой тропе, петлявшей по кручам. Персидский язык Яков выучил еще в 1921 году, когда по заданию Коминтерна создавал компартию в Иране. Говорил он на нем лихо и даже мог цитировать Хайяма.
После утомительного путешествия спутники оказались в Хороге. Здесь они омыли руки и лицо в реке Пяндж и поселились в доме Саида Юсуф-Али-Шо. Гостеприимный хозяин был известным исмаилитом и личным представителем на Памире живого бога Ага-хана. Все последователи божества каждый день возносили ему молитву, оканчивая ее непременным: «Нет Бога, кроме Бога, и Ага-хан пророк Его!». Пророк обитал в Индии. Он жил в роскошном дворце в Пуне, недалеко от Бомбея. Каждый год на Памире собирали священную дань Богу, и к нему уходил караван паломников. В Пуне они передавали оброк Ага-хану, а он в ответ вручал исмаилитам грамоту со своим священным автографом.
Для пилигримов путь в Индию был сопряжен с тысячью проблем, но главной из них являлась политика. Советы и Британия, владевшая Индией, находились в жестких отношениях. Настолько жестких, что северный пограничный район, к которому примыкал Памир, англичане именовали прифронтовой полосой. Здесь ограничивалось любое передвижение, и ни один человек не мог беспрепятственно проникнуть на север Индии. Особо свирепствовала туземная милиция в административном центре Читрал, где находился офис британского политического агента подполковника Стюарта. Правда, тот любил отдыхать в комфортабельных бунгало Малаканды и бывал у себя лишь наездами. Но даже в его отсутствие контроль не ослабевал.
«Согласно мнению стратегов, в прочности Читрала заключается ключ к контролированию разведывательных устремлений Советов, быстро усиливающихся в Средней Азии», — писала колониальная газета «Пионер»[83].
Однако все драконовские меры, применявшиеся к пришельцам с севера, не распространялись на религиозных паломников-исмаилитов. Благополучие их путешествия гарантировал сам британский резидент в Кашмире сэр Джон Бари Вуд.
С исмаилитским караваном и вышел в конце августа «дервиш» Блюмкин. Паломники отправились в путь из советского кишлака Кизил-рабат, миновали узкую полоску Афганистана и через перевал Вахджир проникли в Индию. Долина реки Хунза вывела их в город Балтит. По прибытии туда, под вечер, когда пилигримы укладывались спать в местном караван-сарае, Блюмкин был схвачен туземной полицией. Кто его выдал, он так и не понял. Яков всю ночь во время заточения в местной тюрьме, находившейся в подвале балтитской цитадели, ломал голову над этим вопросом.
Утром третьего дня заточения узнику объявили, что туземная милиция передает его в распоряжение английских властей и они решат его судьбу. Спустя несколько часов задержанный был отправлен с британским конвоем, сопровождавшим почту в Читрал, к подполковнику Стюарту. Там его ожидал допрос и, видимо, расстрел. Во время первого привала, воспользовавшись халатностью охраны, Яков бежал, прихватив с собой сообщения и документы английского агента в Балтите, адресованные подполковнику. Блюмкина преследовали до вечера, но безрезультатно. А в сумерках это было уже бесполезно.
Семнадцатого сентября, под видом монгольского ламы, Яков прибыл в столицу Ладакха Лex, расположенный на территории Британской Индии, и присоединился к экспедиции Рериха.