Битва за Ленинград

«Стрела» из Москвы — это что-то нереальное в представлении жителей блокадного Ленинграда. Как весточка с Марса, сигнал из другой галактики. И этот сигнал прорвался сквозь черноту космоса, сквозь все черные дыры, и руками советских солдат было сотворено Чудо: прорвана Блокада!

Ольга продолжала выступать по радио. С прорывом Блокады бомбежки города не прекратились.

Весной 1943 года из Радиокомитета уволили Бабушкина. Яков Львович лишается «брони», и 23 июня его призывают в армию, а 1 февраля 1944 года он погибает под Нарвой — человек, усилиями которого Ленинградская симфония Шостаковича прозвучала в блокадном Городе. Сборник своих стихов и радиопередач «Говорит Ленинград» Ольга Берггольц посвятила его памяти.

Сейчас действительно сложно понять, почему именно Берггольц стала «Блокадной Мадонной». Не самые гениальные стихи с точки зрения стихосложения. Не самый правильный взгляд на партию и власть. Не самый целомудренный образ жизни. Все «не самое». А вот случилось попадание в нерв ленинградского быта.

В декабре 1941-го — феврале 1942 года жизнь ленинградцев вышла за предел человеческих возможностей. И то, что Город выжил — свидетельство Промысла Божьего. День блокадника был поделен на череду маленьких подвигов. Спуститься к реке и принести воды — подвиг; раздобыть дров — подвиг; отоварить карточки — подвиг; не упасть на улице — подвиг. И так каждый день. И в этой череде свершений тихий голос Ольги смог упорядочить расшивающееся на куски бытие. Она своими стихами, как клеем, скрепляла блокадную действительность, сосредоточенную в душе каждого отдельного человека. Быт Города вырастает из быта его жителей, каждого в отдельности. И если человек — это микрокосм, целый непознанный мир, то не существует универсального ключа, отмыкающего все духовные засовы. К каждому потребен свой ключик. Но в том-то и секрет Берггольц, что она такой ключ нашла, выточила, сама, может быть, того до конца не осознавая. И люди поверили ей. А значит и Город повернулся к ней навстречу своим высохшим серым лицом.

Немного коряво, восторженно и даже панибратски, но при этом наиболее точно этот феномен объяснила дальняя подруга Берггольц — Ольга Хузе — в письме от 12 июля 1942 года: «Родная моя, то, что ты написала, это ж то, что испытано миллионами, — „такими мы счастливыми бывали, такой свободой дикою дышали, что внуки позавидовали б нам“. Ты перестала быть маленькой ленинградской поэтессой — ты стала чувствилищем тысяч и тысяч нас, вот теперь ты стала поэтом.

Такое пишется тогда, когда между поэтом и жизнью ничего нет между, никаких оглядок, никаких мелочных беспокойств о свежести рифм, образов, — тут уверенность в правоте каждого слова, а слово полноценно, весомо, зримо-полновесное зерно, о котором мечтал всегда Маяковский»[350].

В апреле 1945 года, ровно за месяц до Победы, Ольга Берггольц закончила поэму «Твой путь» — лучшее, что было написано о Блокаде во все времена. В этой поэме она берет высоту гения, равного ее расстрелянному мужу Борису Корнилову, равную «Двенадцати» Александра Блока, равную «Медному всаднику» Пушкина. Она достигает поэтического потолка, выше некуда, выше только звезды и небо. В этой поэме нельзя выкинуть ни единого слова, ни единой запятой. В ней — ни строчки о непобедимой Красной армии, партии и зверствах фашистов, но вместе с этим предельно сжатая суть Блокады, человека внутри бесчеловечного, — ода любви, силе духа. Ни единой строчки о Боге — и вместе с тем — самое христианское, что было ей написано за всю жизнь. Она в ней пишет о себе, поочередно обращается на «ты» к погибшему мужу и Георгию Макогоненко, так внезапно, так случайно и вместе с тем выверено, что два любимых мужчины в ее жизни сливаются в одно — в один образ, равный Городу. А тысячи неизвестных, погибших в Блокаду, не сдававшихся — оживают в неизвестном, вмерзшем в лед человеке. Он — жуткий и честный символ умерших и съеденных, и вместе с тем — не сломавшихся и выживших. Как Берггольц это сделала, для меня остается загадкой — это Чудо поэзии.