Битва за Ленинград

Весьма заметно, что управление соединениями и частями корпусов нарушено (скорее всего уже утрачено). Наиболее красноречиво об этом говорит надпись на карте, в которой командование всеми частями 6-го гвардейского корпуса поручено командиру 294-й стрелковой дивизии подполковнику Вержбицкому. А где тогда находятся командиры и штабы корпусного звена? Почему они обстановкой уже не владеют? Трудно догадаться, в каких местах находятся и остальные пункты управления дивизий и бригад. Информация только о немногих из них нанесена на карту.

Помимо всего прочего в ходе сражения было разного рода безалаберщины. В частности, командир 259-й стрелковой дивизии потерял управление полками и неправильно информировал вышестоящее командование о положении частей дивизии. Командир 944-го стрелкового полка этой же дивизии в течение 2–3 сентября не имел связи с батальонами и в течение трех дней не смог найти минометной роты своего полка. 191-я стрелковая дивизия при вводе ее в бой имела от 0,02 до 0,03 боекомплекта мин и 45-мм снарядов, а у бойцов 259-й стрелковой дивизии не было ручных гранат. Танковые бригады и батальоны Волховского фронта действовали мелкими группами на широком фронте, в результате чего уже до 15 сентября потеряли 105 танков. Боевые машины использовались на танконедоступной местности, вязли в болотах, подрывались на своих же минных полях. Немало танков в ходе боев „пропало без вести“»[102].

При этом все эти причины и условия не отменяют случаев массового героизма советских солдат.

Танк лейтенанта Шмакова, будучи подбитым, 192 часа продолжал драться с врагом. Как писала фронтовая газета 265-й стрелковой дивизии: «Экипаж нападал. Измученный жаждой и голодом, израненный, он продолжал действовать. Пять дней каждый член экипажа получал паек — глоток воды, нацеженный из радиатора. Это было все. А люди, простые советские солдаты, продолжали жить и действовать. Они смотрели смерти в глаза. Но они думали о жизни, о том, что всегда волнует советских людей — о партии. На шестые сутки осады к ним прополз парторг Сычев, здесь, под пулями врага, Лапыгин и Иванов подали заявления в партию и заполнили анкету. Экипаж восстанавливал свою машину: вырыл во всю длину танка окоп и подвел гусеницу, отремонтировал мелкие поломки. И все это делалось под огнем. Раненые отказывались отползать в тыл, они оставались в строю, оберегая свою машину.

На восьмые сутки третье ранение получил механик-водитель Александр Иванов. Снарядом ему оторвало кисть руки. Иванов молчал. Также молча пополз он с командиром выбираться из окружения. На полпути его оставили силы. Шмаков потащил своего раненого друга. Остальные бойцы экипажа остались оберегать машину.

Они не сдались врагу. Они расстреляли свои боеприпасы, кончились осколочные снаряды — они били „фрицев“ бронебойными. Не стало снарядов — били по врагу из пулемета. Было бы надо, они зубами вцеплялись в его горло, но не сдались. Вскоре гул боя отдалился от той высоты, на которой стоял советский танк»[103].

В этих патетичных строчках, если отбросить заявления о приеме в партию, вырисовываются обыденные чудеса мужества и героизма советского солдата. Без куража, без истерики. Просто… ну а кто, если не я? Больше некому.

Но больше всего поражает история связиста Богатова. Уроженец деревни Савково Тургеневской волости Меленковского уезда Владимирской губернии, ему было 23 года. «До войны он закончил Селинскую школу-семилетку, потом работал в колхозе. За год до начала войны пошел на действительную службу. Мечтательный, тихий паренек тайком писал стихи. В свободное от военных учений время он доставал заветный альбом и аккуратно вписывал в него свои лирические строчки. Писал о родной деревне, о сенокосе, об осенних туманных утрах, о том, как вечерами поет за околицей гармонь. А еще в этом альбоме были стихи, посвященные Шуре — девушке, которую он любил»[104]. Даже писать грамотно не умел. Вот его последнее письмо, написанное домой в марте 1942 года после ранения.

«Здравствуйте, папа, мама, брат Вася и Виктор. Шлю вам Горячий боевой большевистский привет, и множество наилучших пожеланий в вашей работе и жизни.

Мама, в настоящее время я жив и здоров. С 10 марта снова нахожусь в другой части, в артиллерийском полку, который имеет задачу в уничтожении гитлеровских бандитов. С момента выбытия из Ленинграда я уже много кое-где побывал в схватках с гитлеровцами. Раньше, до ранения, мне приходилось иметь дело с белофиннами, а теперь имел уже и имею дело с немчурой.