Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда

7 мая Романовский выступил из Чиназа в степь на Ирджар, имея 14 рот пехоты, пять казачьих сотен при 20 орудиях и 8 ракетных станках. Параллельно движению отряда по Сырдарье двигался пароход «Перовский» с провиантом и боезапасом. По правому берегу Сырдарьи из Келеучинского укрепления шел вспомогательный отряд полковника Краевского.

Когда до Ирджара оставалось около 20 верст, отряд остановился передохнуть у колодца Мурзарабат. Неожиданно впереди показались конные дозоры бухарцев. На рассвете казаки их отогнали. Как оказалось, на ближайших холмах противник оборудовал оборонительные позиции, занятые артиллерией и сарбазами. А вскоре появились и большие массы конницы. Оценив ситуацию, опытный Романовский передал приказ командирам колонн:

– Вперед! Только вперед!

В авангарде отряда двигался герой штурма Ташкента капитан Абрамов с шестью ротами и 8 пушками. Справа от него шел подполковник Пистолькорс с казаками, ракетными станками и 6 орудиями. Сзади их двигался резерв из трех рот с 4 орудиями майора Пищемуки и обоз, которым распоряжался подполковник Фовицкий. Вскоре конные толпы бухарцев и казахов окружили наш отряд со всех сторон. Особенно сильно наседали они на обоз Фовицкого.

Несмотря на это, наши колонны продолжали прокладывать себе путь сквозь скопище вражеской конницы, не прекращавшей ни на минуту свои атаки. Впрочем, спустя час натиск противника ослаб, и теперь уже контратаковали наши.

За полторы версты до бухарских позиций наш отряд был встречен сильным пушечным огнем из шанцев и завалов, где засела бухарская пехота.

Колонна Абрамова не останавливаясь двинулась на завалы и в течение получаса их захватила. Казаки Пистолькорса также быстро занимали одну позицию за другой. В результате вскоре все шанцы были нами заняты, а бухарцы бежали. Причем первым пример подал сам эмир Музаффар. Поняв, что русских ему не остановить и сражение проиграно, он с телохранителями умчался в Самарканд. Лишившись вождя, побежало и войско.

Напрасно начальники-удайчи, призывая подчиненных продолжить сопротивление, кричали:

– Худай Хазрати Амирни Музаффар Мансур-Кылсун! (Бог сделает великого эмира могущественным и победоносным!)

В ходе дальнейшего преследования бухарское войско было окончательно рассеяно. Пытавшиеся уйти на правый берег Сырдарьи попали под удар нашего вспомогательного отряда.

Потери бухарцев составили более тысячи человек, у нас всего 12 раненых…

Преследовать бежавшего Музаффара Романовский не стал.

Нам достался огромный лагерь вместе со всем имуществом. На следующий день Романовский занял ставку эмира, где его трофеями стал шатер, ковры, диваны, ханская кухня и донесение самаркандского бека с передовой, что «русские уже окружены и скоро будут все в плену». Особенно интересным трофеем стали десять новеньких английских пушек, только что доставленных из Афганистана.

Бухарские палатки были немедленно порезаны солдатами на рубахи, и впоследствии в течение всего похода можно было увидеть на них рубашки из синей, красной или зеленой материи, с причудливыми драконами или вычурными птицами.

Победа при Иджаре открыла Романовскому путь на Ходжент, Нау, Джизак, прикрывавшие доступ в Ферганскую долину.

* * *

Что касается Музаффара, то сбежав в Самарканд, он поспешил оттуда в Бухару. Но в столице эмир был неожиданно встречен враждебной толпой, обвинявшей его в поражении. Как быстро выяснилось, это было еще не самое страшное! Улемы потребовали от Музаффара начала большой войны с русскими. Но одно дело требовать войны и совсем другое воевать.

Уже получив наглядный урок и поняв, к чему приведет такая война, Музаффар медлил и не решался ее объявить. Тогда на общем совете улемы выступили уже лично против него.

– Презренный Музаффар недостоин занимать трон великого Тамерлана! – кричали религиозные авторитеты.

– Меня предали вельможи, но меня поймет народ! – заявил эмир, но и народ его не поддержал.

– Хорошо! Если вы хотите войны, я заключу военный союз с нашими соседями! – объявил Музаффар.

Но Хива, Коканд и Афганистан не откликнулись на его мольбы о помощи. В результате эмир оказался припертым к стенке. С одной стороны, он понимал, что в одиночку против русских ему не выстоять и объявлять им войну самоубийственно. Но идти против собственного окружения, которое требовало этой войны, так же было самоубийственно.

И тогда отчаявшийся Музаффар объявил газават – всеобщую священную войну с неверными. Это был последний шанс усидеть на троне. Впрочем, и газават спасения не гарантировал.

* * *

Тем временем Романовский, дав в Ирджаре необходимый отдых войскам, привел в порядок обоз и отправил на пароходе в Чиназ раненых и захваченные трофеи.