Разумеется, что из всех министерств самым упертым против прожектов Катенина было Министерство иностранных дел, а самым понимающим и помогающим военное. Помогая Катенину, в Главном штабе составили обширное «извлечение из донесений командира Оренбургского корпуса о произведенном им осмотре степи и Сырдарьинской линии». Среди этих материалов наиболее важной была записка «Общий взгляд на настоящее положение Сырдарьинской линии». В ней подчеркивалась слабость политического влияния России в ханствах, наглядно проявившаяся при переговорах в Хиве. «Не только путешественники, но даже торговцы наши не могут показаться в эти владения, не опасаясь насилия и даже смерти; самые справедливые требования наши принимаются с грубостью и высокомерием», – писал в записке неумолчный Катенин.
Вызванный к министру Сухозанету он докладывал:
– Считаю главным недостатком нашей политики в Средней Азии непоследовательность и отсутствие конкретного плана действий. Много болтовни, но мало дела! Разве непонятно, что создание Аральской флотилии должно было способствовать развитию судоходства в Аральском море и по Амударье, но этому не уделили должного внимания.
– Извините, Александр Андреевич, это уже прерогатива морского министра! – вскинул голову худой и желчный Сухозанет.
– Это вы, Николай Онуфриевич, сами в кабинетах разбирайтесь, кто за что у вас отвечает, России важен результат!
Сухозанет нахмурил седые брови. Катенина он недолюбливал еще со времени, когда тот занимал должность дежурного генерала при императоре Николае и числился в его любимцах. Именно Сухозанет в свое время способствовал, чтобы этого любимчика убрали подальше от Петербурга, и вот теперь Катенин снова треплет ему нервы. Несколько мгновений собеседники молча смотрели друг на друга. Розовощекий, пышущий здоровьем, румяный Катенин и высохший от геморроидальных болячек министр.
– Не надо обобщать, – проскрипел Сухозанет. – Вы же прекрасно знаете, что уже решено построить Сырдарьинскую линию укреплений.
– Да, бумажка есть! – рявкнул в ответ Катенин. – Но это всего лишь бумажка! Идея-таки не доведена до логического завершения: Сырдарьинскую линию так и не сомкнули с Сибирской. Спрашивается, стоило ли вообще огород городить?
– Вам дали карт-бланш, что же еще вам надо? – уже начал свирепеть военный министр.
– Я уже сто раз докладывал, что наши войска заняли бесплодную пустыню, тогда как между фортом Перовским и укреплением Верным находится северная часть Кокандского ханства, славящаяся плодородием и прекрасным климатом. Этот кокандский клин разрывает нашу линию и делает ее бесполезной для безопасности границ.
– Что же вы предлагаете конкретно? – министр окончательно вышел из себя.
– Конкретно? Пожалуйста! – будто ждал именно этого вопроса, отозвался Катенин. – Следует отказаться от утопических прожектов о прокладке торгового пути через Хиву и Гиндукуш в Индию и обратить внимание на развитие русской торговли в Средней Азии и Западном Китае. Для этого в первую очередь следует принять в подданство туркмен восточного побережья Каспийского моря и использовать их для нажима на Хиву. Кроме того, следует как можно быстрее захватить кокандские крепости Джулек, Яны-Курган, Туркестан и особенно Ташкент как сердце всей среднеазиатской торговли. Затем следует подчинить и Бухарское ханство. Для этого имеются два пути: военный – наступление войск из Ташкента на Бухару и экономический – полное прекращение нашей торговли с ханством.
– Прожекты ваши прекрасны, но построены на песке. Где мы возьмем столько денег, чтобы все это исполнить? – скривился Сухозанет.
– Именно об этом я пытаюсь втолковать министру финансов, – с готовностью отозвался оренбургский генерал-губернатор. – Все расходы на эти мероприятия полностью окупятся налоговым обложением населения занятых областей, увеличением таможенных сборов, сокращением издержек на снабжение войск Сырдарьинской линии, ведь провиант будет заготовляться на месте, в плодородных азиатских оазисах!
– Подготовьте свои письменные предложения, – устало отозвался Сухозанет и принялся демонстративно тереть виски пальцами рук, показывая, как он устал.
– Честь имею, Николай Онуфриевич! – встал из-за стола Катенин.
– Честь имею, Александр Андреевич! – уныло отозвался Сухозанет.
– Опять двадцать пять! – негодовал вечером в кругу единомышленников Катенин. – Я ему уже сто бумаг написал, а он требует сто первую. Но я напишу! Не переломлюсь! И сто первую и сто десятую, главное, чтобы хоть какой-то прок из того был!
В ту ночь генерал-губернатор долго не мог уснуть, опять сильно болело сердце…
– Этот Катенин стал настолько несносен, что меня буквально тошнит от его самодовольной румяной морды! – не менее эмоционально высказывался о прошедшей встрече и военный министр.