Битва за Рим

– Что ж, – заговорил со вздохом Катул Цезарь, – я предлагаю всем молодым мужчинам покинуть Рим до вступления в город Луция Цинны. В будущем нам понадобятся все наши молодые boni — не вечны же эти ужасные Цинна и Марий! Настанет день, когда вернется Луций Сулла. – Помолчав, он добавил: – Думаю, нам, старикам, лучше остаться в Риме. Будь что будет! Лично у меня нет ни малейшего желания повторить одиссею Гая Мария, даже если бы удалось миновать болота Лириса.

Свиненок посмотрел на Мамерка:

– А ты что скажешь?

Мамерк задумался:

– По-моему, тебе, Квинт Цецилий, обязательно надо уйти. А сам я пока останусь. Не такая уж я крупная рыбина в римском пруду.

– Хорошо, я уйду, – решительно молвил Метелл Пий.

– Я тоже! – громко сказал старший консул Октавий.

Все в удивлении посмотрели на него.

– Я укроюсь на Яникуле, – продолжил Октавий, – и подожду развития событий. Если им непременно захочется пролить мою кровь, то она не испортит воздух и не запятнает камни Рима.

Никто не осмелился спорить. Резня в День Октавия влекла за собой неизбежные последствия.

На заре следующего дня Луций Корнелий Цинна в toga praetexta, сопровождаемый двенадцатью ликторами, пешком вошел в город Рим по мостам, соединявшим Тибурину с обоими берегами Тибра.

Узнав от доверенных друзей, где находится Гней Октавий Рузон, Гай Марций Цензорин поскакал с отрядом нумидийской кавалерии к крепости на Яникуле. Никто, включая Цинну, не давал ему дозволения на эту вылазку. Но в самоуправстве Цензорина Цинна все-таки был повинен; он был одним из тех хищников в окружении Цинны, которые пришли к невеселому заключению, что тот, вступив в город, подчинится таким людям, как Катул Цезарь и великий понтифик Сцевола, и что вся кампания по возвращению Цинны к власти в Риме завершится бескровно. Но уж кому-кому, а Октавию не сносить головы, поклялся Цензорин.

Беспрепятственно въехав со своим отрядом в пятьсот человек в крепость (Октавий распустил гарнизон), Цензорин приблизился к ее внешнему частоколу. Там, на Форуме посреди цитадели, восседал Гней Октавий Рузон, упорно мотавший головой в ответ на мольбы его главного ликтора бежать. Услышав топот множества копыт, Октавий повернулся и принял горделивую позу на своем курульном кресле, перед бледными от страха ликторами.

Ни на кого не глядя, Гай Марций Цензорин спрыгнул с коня, обнажил меч, поднялся по ступенькам на трибуну, подошел к неподвижному Октавию и запустил пальцы ему в волосы. Могучий рывок – и старший консул без сопротивления упал на колени. На глазах у близких к обмороку ликторов Цензорин занес обеими руками меч и со всей силы рубанул им по обнаженной шее Октавия.

Двое нумидийцев подняли окровавленную голову с застывшей на лице безмятежной улыбкой и насадили на копье. Цензорин сам взял копье и отправил отряд обратно на Ватиканское поле, потому что не намеревался нарушать другой приказ Цинны, запрещающий солдатам пересекать померий. Бросив меч, шлем и панцирь слуге, он в одной кожаной рубахе запрыгнул на коня и поскакал прямиком на Римский форум, выставив перед собой древко, как пику. На Форуме он высоко поднял копье и вручил ничего не подозревавшему Цинне голову Октавия.

Первой реакцией консула был безотчетный ужас; он отпрянул, выставив ладони, как бы отталкивая непрошеное подношение. Но, вспомнив о Марии, ждавшем за рекой, увидев обращенные на него взоры и взглянув на своего помощника Цензорина, хорошо всем известного, он вздохнул, всхлипнул и с болью зажмурился, после чего смирился со столь чудовищными последствиями своего похода на Рим.

– Пусть красуется на ростре, – сказал он Цензорину и крикнул безмолвной толпе: – Это единственный акт насилия, который я стерплю! Я поклялся, что Гней Октавий Рузон не доживет до моего возвращения в качестве консула. Он сам – вместе с Луцием Суллой! – положил начало этой традиции. Это они выставили голову моего друга Публия Сульпиция там, где теперь торчит эта голова. Октавию подобает продолжить традицию – как продолжит ее Луций Сулла, когда вернется! Любуйся Гнеем Октавием, народ Рима! Любуйся головой человека, обрекшего тебя на боль и на голод, а сначала убившего на Марсовом поле более шести тысяч человек, собравшихся на законную сходку. Рим отмщен! Кровопролитию конец! Ни капли крови Гнея Октавия не пролилось внутри померия.

Это было не совсем так, но не сильно грешило против истины.