Битва за Рим

– Разделяю твои опасения, meum mel, – сказал он, садясь и закидывая ноги на постель. Сладко вздохнув, он заложил руки за голову и улыбнулся. – Но раз мы еще живы, этого у нас никто не отнимет.

Она прижалась к нему и уткнулась носом ему в плечо; он обнял ее левой рукой.

– Как приятно! – сказала она хрипло. – Я люблю тебя, Гай Юлий.

На шестой день своего консульства Гай Марий велел плебейскому трибуну Публию Попиллию Ленату созвать еще одно народное собрание. В колодце комиция собрались одни бардиеи Мария. Вот уже почти два дня они выполняли его приказание не бесчинствовать, приводили в порядок город и не лезли никому на глаза. На ростре стояли всего трое: сам Марий, Попиллий Ленат и закованный в цепи пленник.

– Этот человек, – крикнул Марий, – пытался меня умертвить! Когда я, старый и недужный, бежал из Италии, город Минтурны дал мне приют. А потом банда наемных убийц принудила магистратов Минтурн приказать меня казнить. Видите моего доброго друга Бургунда? Бургунду велели задушить меня, когда я лежал в подземной темнице! Один, облепленный грязью! Нагой! Я, Гай Марий! Величайший человек в истории Рима! Величайший человек, какого дал миру Рим! Затмивший величием Александра Македонского! Великий, великий, великий! – Он сбежал с ростры, растерянно озираясь, потом что-то вспомнил и осклабился. – Бургунд отказался меня задушить. И по примеру простого германского раба весь город Минтурны отказался предать меня смерти. Но, прежде чем наемные убийцы – эти трусы даже не посмели сами поднять на меня руку – удрали из Минтурн, я спросил их главаря, кто их нанял. «Секст Луцилий», – был ответ.

Марий опять осклабился, расставил ноги и потоптался на месте – воображал, видимо, что исполняет воинственный танец.

– Когда я стал консулом в седьмой раз – кто еще был консулом Рима семь раз? – я оставил Сексту Луцилию надежду, что никто не знает, что тех людей нанял он. Пять дней он по глупости провел в Риме, считая, что ему ничего не угрожает. Но этим утром, когда еще не рассвело, а он уже встал с постели, я послал моих ликторов арестовать его. Он обвиняется в измене. Он пытался умертвить Гая Мария!

Не бывало еще столь короткого суда, столь бесцеремонного голосования за приговор: без адвоката, без свидетелей, без соблюдения формальностей и процедуры. Бардиеи, сидевшие в комиции, признали Секста Луцилия виновным в измене и приговорили его к сбрасыванию с Тарпейской скалы.

– Бургунд, честь сбросить его со скалы я предоставляю тебе, – сказал Марий гиганту-слуге.

– Я с радостью, Гай Марий, – пророкотал Бургунд.

Собрание переместилось туда, откуда удобно было наблюдать казнь; сам же Марий остался с Попиллием Ленатом на ростре, с которой открывался великолепный вид на Велабр. Секст Луцилий, ни слова не сказавший в свою защиту и сохранявший на лице одно выражение – презрения, смело отправился на смерть. Когда Бургунд, блестя золотыми доспехами, подвел его к краю Тарпейской скалы, он не стал ждать толчка и сам прыгнул вниз, чуть было не утащив с собой Бургунда, не сразу отбросившего его цепь.

Эта дерзкая независимость и риск, которому подвергся Бургунд, разъярили Мария: он побагровел, захрипел, обрушился с невнятной бранью на перепуганного Попиллия Лената.

Остаток здравомыслия, еще теплившийся у него в голове, выбило, как пробку, напором крови. Гай Марий рухнул на ростру, словно подкошенный, вокруг него засуетились ликторы, Попиллий Ленат стал в отчаянии требовать носилки. Отсеченные головы старых соперников и врагов, на которых уже вволю попировали птицы, заключили неподвижное тело Мария в кольцо, скаля зубы в злорадной ухмылке.

Цинна, Карбон, Марк Гратидиан, Магий и Вергилий прибежали со ступенек сената, оттеснили ликторов и сами сгрудились вокруг простертого Гая Мария.

– Он еще дышит, – сказал его приемный племянник Гратидиан.

– Плохи дела… – простонал Карбон.

– Несите его домой, – распорядился Цинна.

К этому времени рабы-телохранители Мария, прознав о несчастье, с рыданиями, а кто и с истошными воплями, собралась у подножия ростры.

– Скорее на Марсово поле, за Квинтом Серторием, пусть срочно прибудет ко мне! – приказал Цинна своему главному ликтору. – Можешь рассказать ему о случившемся.

Пока ликторы Мария несли его на носилках на холм, сопровождаемые воющими бардиеями, Цинна, Карбон, Марий Гратидиан, Магий, Вергилий и Попиллий Ленат, спустившись с ростры, уселись в верхнем ярусе комиция и, стараясь прийти в себя, стали ждать Квинта Сертория.

– Не могу поверить, что он до сих пор жив! – признался потрясенный Цинна.

– Думаю, он вскочит и пойдет, если кто-нибудь ткнет его под ребра добрым римским мечом, – сердито пробормотал Карбон.

– Что ты собираешься делать, Цинна? – спросил приемный племянник Мария, думавший о том же, о чем и все, но, не находя сил в этом сознаться, поспешивший поменять тему.

– Я пока не решил, – хмуро ответил Цинна. – Потому и жду Квинта Сертория. Я ценю его мнение.

Через час появился Серторий.