Битва за Рим

– Но Гай Марий жив, – сказала Аврелия, глядя на Сцеволу и его жену.

– Он может умереть в моем присутствии. Я не могу этого допустить, – твердо заявил мальчик. – Когда он умрет и когда вынесут тело, я подмету его комнату. Это будет обряд очищения.

Насмешку в его синих глазах смогла разглядеть только мать. Увидев ее, она почувствовала, как у нее немеет подбородок: она распознала истинную ненависть – не слишком горячую, не слишком холодную, близкую к торжеству.

Когда Юлия согласилась наконец немного передохнуть – Марию-младшему пришлось силой оттаскивать ее от мужнего изголовья, – Цезарь-младший отвел ее в гостиную. Аврелия прочла в глазах сына важное послание и окончательно смирилась; он вырвался из-под ее опеки и пустился в вольное плавание.

– Ты должна поесть, – сказал племянник ненаглядной тетушке, укладывая ее на ложе. – Сейчас придет Строфант.

– Я вовсе не голодна, – возразила она шепотом, с лицом белее накидки, которой управляющий накрыл ложе; постель она делила с Гаем Марием, другого места в этом доме у нее не было.

– Голодна ты или нет, я накормлю тебя горячим супом, – сказал Цезарь-младший тоном, какому, бывало, не отваживался перечить даже сам Марий. – Это необходимо, тетя Юлия. Это может продолжаться не один день. Он не расстанется с жизнью так просто.

Принесли суп и черствый хлеб; Цезарь-младший заставлял ее есть суп с хлебом, сидя рядом и неустанно уговаривая. Он умолк только тогда, когда миска опустела; после этого, сняв с ложа подушки, он уложил ее, укрыл, нежно убрал волосы со лба.

– Как ты добр, маленький Гай Юлий, – пробормотала она с глазами, заволакиваемыми сном.

– Я такой только с теми, кого люблю, – сказал он и повторил: – Только с теми, кого люблю. С тобой и с мамой, больше ни с кем. – Он нагнулся и поцеловал ее в губы.

Пока она спала – это длилось несколько часов, – он сидел рядом в кресле, наблюдая за ней и не давая сомкнуться своим налившимся свинцом векам. Он не мог оторвать от нее глаз, запоминая каждую секунду; никогда она не будет принадлежать ему так, как сейчас, во сне.

Ее пробуждение рассеяло очарование. Она запаниковала было, но успокоилась, когда он заверил ее, что состояние Гая Мария нисколько не изменилось.

– Ступай прими ванну, – сурово приказал он. – К твоему возвращению я приготовлю мед и хлеб. Гай Марий не знает, рядом ты или нет.

Почувствовав после сна и ванны голод, она съела и хлеб, и мед; Цезарь-младший полулежал в кресле и хмурился, пока она не встала.

– Я отведу тебя обратно, но войти не смогу, – сказал он.

– Конечно, тебе нельзя, ты же теперь фламин Юпитера. Как жаль, что эта должность тебе ненавистна!

– Не тревожься за меня, тетя Юлия, я найду решение.

Она сжала его лицо ладонями и поцеловала:

– Спасибо, Цезарь-младший, ты мне очень помог. Ты умеешь утешить.

– Только тебя, тетя Юлия, одну тебя. Я отдал бы за тебя жизнь. – Он улыбнулся. – Вероятно, не будет большим преувеличением сказать, что я уже сделал это.

Гай Марий умер в предрассветный час, когда проклевывается жизнь, лают собаки и кричат петухи. Это произошло на седьмой день его беспамятства, на тринадцатый день его седьмого консульства.

– Несчастливое число, – сказал великий понтифик Сцевола, ежась и потирая ладони.

Несчастливое для него, но счастливое для Рима, – такая мысль посетила всех.

– Надо устроить торжественные государственные похороны, – сказал Цинна с порога. В этот раз с ним пришли жена Анния и младшая дочь Циннилла, жена фламина Юпитера.

Но Юлия, с сухими глазами, совершенно спокойная, решительно помотала головой:

– Нет, Луций Цинна, никаких государственных похорон. У Гая Мария хватит денег, чтобы самому заплатить за собственные похороны. Рим не в том положении, чтобы спорить из-за финансов. Никаких торжеств, только семья. Это значит, что известие о кончине Гая Мария не должно просочиться из этого дома до завершения похорон. – Ее лицо исказила гримаса. – Есть способ избавиться от этих его ужасных рабов? – взмолилась она.

– Об этом позаботились уже шесть дней назад, – ответил Цинна, краснея от неумения скрыть смущение. – Квинт Серторий расплатился с ними на Марсовом поле и приказал покинуть Рим.

– Да, конечно, я и забыла! – всплеснула руками вдова. – Как добр Квинт Серторий, что решает наши проблемы! – Никто не мог догадаться, с иронией это говорится или нет. Она покосилась на Цезаря, своего брата. – Ты принес от весталок завещание Гая Мария, Гай Юлий?

– Оно у меня, – подтвердил он.

– Надо его прочесть. Прочтешь, Квинт Муций? – обратилась она к Сцеволе.

Завещание оказалось кратким и совсем свежим: похоже, Марий составил его, пока стоял со своей армией южнее Яникула. Основная часть его владений отходила Марию-младшему; Юлии оставался дозволенный максимум. Десятая часть передавалась приемному племяннику Марку Марию Гратидиану, – иначе говоря, тот разом превращался в очень богатого человека, ибо состояние Гая Мария было колоссальным. Цезарю-младшему Марий оставил своего раба-германца Бургунда в награду за то, что мальчик не пожалел своего детского времени, помогая старику снова научиться пользоваться левой стороной тела.