Гд такъ долго росли неприкосновенные на своихъ стебляхъ цвты и ягоды, тамъ явились сады, воздвигнулись домa, и дти играли на лужайк въ сраженіе. Раненыя деревья уже давно были срублены на дрова къ Рождеству и, треща, сдлались добычею пламени. Густая зелень тучныхъ участковъ среди ржи стала не свже памяти о тхъ, чей прахъ подъ нею покоился. Плугъ все еще выбрасывалъ отъ времени до времени ржавые куски металла, но уже трудно было ршить, какое было ихъ употребленіе, и находившіе ихъ дивовались имъ и спорили. Старый изрубленный кирасъ и шлемъ висли въ церкви такъ долго, что дряхлый, полуслпой старикъ, напрасно старавшійся теперь разглядть ихъ надъ бленою аркою, дивился имъ, бывши еще ребенкомъ. Если бы павшіе на пол битвы могли воскреснуть на минуту въ томъ самомъ вид, какъ пали, и каждый на томъ мст, гд застигла его преждевременная смерть, израненые, блдные, какъ тни, воины сотнями глянули бы въ двери и окна жилищъ, окружили бы мирный домашній очагъ, смнили бы собою запасы хлба въ анбарахъ и житницахъ, стали бы между груднымъ ребенкомъ и его кормилицей, поплыли бы за ркой, закружились бы около мельницы, покрыли бы и садъ и дугъ, легли бы стогами полумертвыхъ тлъ на снокос. Такъ измнилось поле битвы, гд тысячи на тысячахъ пали въ жаркой схватк.
Нигд, можетъ быть, не измнилось оно такъ много, — лтъ сто тому назадъ, — какъ въ маленькомъ саду возл одного стараго каменнаго дома съ крыльцомъ, осненнымъ каприфоліями: такъ, въ свтлое осеннее утро, раздавались смхъ и музыка, и дв двушки весело танцовали на трав; съ полдюжины крестьянокъ, собиравшихъ, стоя на лстницахъ, яблоки съ деревъ, пріостановили работу и смотрли на пляску, раздляя веселье двушекъ. Сцена была очаровательная, живая, неподдльно веселая: прекрасный день, уединенное мсто; двушки въ полной безпечности танцовали безъ малйшаго принужденія, истинно отъ всей души.
Если бы на свт не заботились объ эффект, я думаю (это мое личное мнніе, и я надюсь, что вы согласитесь со мною), — я думаю, что вамъ жилось бы лучше, да и другимъ было бы пріятне съ вами жить. Нельзя было смотрть безъ восторга на пляску этихъ двушекъ. Единственными зрителями были крестьянки, собиравшія на лстницахъ яблоки. Двушки были очень довольны, что пляска имъ правится, но танцовали он ради собственнаго удовольствія (или, по крайней мр, вы непремнно такъ подумали бы); и вы любовались бы ими также невольно, какъ невольно он танцовали. Какъ он танцовали!
Не такъ, какъ оперныя танцовщицы. Нтъ, нисколько. И не такъ, какъ первыя ученицы какой нибудь мадамъ N. N. Нтъ. Это былъ ни кадриль, ни менуэтъ, ни контрадансъ, а что-то особенное: ни въ старомъ, ни въ новомъ стил, ни въ англійскомъ, ни во французскомъ; разв, можетъ быть, что-то въ род испанской пляски, какъ говорятъ, веселой, свободной и похожей на импровизацію подъ звуки кастаньетъ. Он кружились, какъ легкое облако, перелетали изъ конца въ конецъ по алле, и воздушныя движенія ихъ, казалось, разливались, по ярко озаренной сцен, все дальше и дальше, какъ крутъ на вод. Волны волосъ ихъ и облако платья, пластическая трава подъ ногами, щумящія въ утреннемъ воздух втьви, сверкающіе листья и пестрая тнь ихъ на мягкой зелени, бальзамическій втеръ, весело ворочающій далекую мльницу, все вокругъ этихъ двушекъ, — даже крестьянинъ съ своимъ плугомъ и лошадьми, чернющіе далеко на горизонт, какъ будто они послднія вещи въ мір, - все, казалось, танцовало вмст съ двушками.
Наконецъ, младшая изъ сестеръ, запыхавшись, съ веселымъ смхомъ, бросилась отдохнуть на скамью. Старшая прислонилась возл нея къ дереву. Оркестръ, — странствующія скрыпка и арфа, — завершилъ громкимъ финаломъ, въ доказательство свжести своихъ силъ; но въ самомъ дл, музыканты взяли такое темпо и, споря въ быстрот съ танцовавшими, дошли до такого presto, что не выдержали бы ни полминуты дольше. Крестьянки подъ яблонями высказали свое одобреніе неопредленнымъ говоромъ и тотчасъ же принялись опять за работу, какъ пчелы.
Дятельность ихъ удвоилась, можетъ быть, отъ появленія пожилого джентльмена: это былъ самъ докторъ Джеддлеръ, владтель дома и сада, и отецъ танцовавшихъ двушекъ. Онъ выбжалъ посмотрть, что тутъ происходитъ и кой чортъ разыгрался у него въ саду еще до завтрака. Докторъ Джеддлеръ, надо вамъ знать, былъ большой философъ и не очень любилъ музыку.
— Музыка и танцы — сегодня! пробормоталъ докторъ, остановившись въ недоумніи. — Я думалъ, что сегодня страшный для нихъ день. Впрочемъ, свтъ полонъ противорчій. Грація! Мери! продолжалъ онъ громко: — что это? или сегодня поутру свтъ рехнулся еще больше?
— Будьте къ нему снисходительны, папенька, если онъ рехнулся, отвчала меньшая дочь его, Мери, подходя къ нему и устремивши на него глаза: — сегодня чье-то рожденіе.
— Чье-то рожденіе, плутовка? возразилъ докторъ. — Да разв ты не знаешь, что каждый день чье нибудь рожденіе? Что, ты никогда не слышала, сколько новыхъ актеровъ является каждую минуту въ этомъ, — ха, ха, ха! право, нельзя говорить безъ смха, — въ этомъ сумасбродномъ и пошломъ фарс — жизни?
— Нтъ, не слышала.