Битва жизни (пер. Кронеберг)

— Да, конечно, нтъ; ты женщина, почти женщина, сказалъ докторъ и устремилъ глаза на ея милое личико, которое она все еще не отдаляла отъ его лица. — Я подозрваю, не твое ли сегодня рожденіе.

— Нтъ? въ самомъ дл? воскликнула его любимица и протянула свои губки.

— Желаю теб, сказалъ докторъ, цалуя ее: — забавная мысль!… счастливо встртить этотъ день еще много разъ. Хороша идея, нечего сказать, подумалъ докторъ: — желать счастливаго повторенія въ такомъ фарс…. ха, ха, ха!

Докторъ Джеддлеръ былъ, какъ я уже сказалъ, большой философъ; зерно, паосъ его философіи состоялъ въ томъ, что онъ смотрлъ на свтъ и жизнь, какъ на гигантскій фарсъ, какъ на что-то безсмысленное, недостойное серьёзнаго вниманія разсудительнаго человка. Корень этой системы держался въ почв поля битвы, на которомъ онъ жилъ, какъ вы сами скоро увидите.

— Хорошо! но откуда же достали вы музыку? спросилъ докторъ. — Какіе нибудь мошенники! Откуда эти менестрели?

— Ихъ прислалъ Альфредъ, отвчала Грація, поправляя въ волосахъ сестры нсколько полевыхъ цвтовъ, которые вплела съ полчаса тому назадъ, любуясь юною красотою Мери.

— A! Альфредъ прислалъ музыкантовъ; право? сказалъ докторъ.

— Да. Онъ встртилъ ихъ сегодня на зар при възд въ городъ. Они путешествуютъ пшкомъ, и ночевали здсь; сегодня рожденіе Мери, такъ онъ подумалъ, что, можетъ быть, это позабавить ее, и прислалъ ихъ сюда ко мн съ запискою, что если я того же мннія, такъ они къ нашимъ услугамъ.

— Да, знаю, безпечно замтилъ докторъ:- онъ всегда спрашиваетъ вашего мннія.

— А мое мнніе было не противъ, весело продолжала Грація, — она остановилась и, отступивши на шагъ, любовалась съ минуту красивою, убранною ею головкою: — Мери была въ дух и начала танцовать; я пристала, и вотъ мы протанцовали подъ музыку Альфреда, пока не выбились изъ силъ. И музыка была для васъ тмъ пріятне, что ее прислалъ Альфредъ. Не правда ли, милая Мери?

— Право, не знаю, Грація. Какъ ты мн докучаешь своимъ Альфредомъ!

— Докучаю теб твоимъ женихомъ? отвчала сестра.

— Да я вовсе не требую, чтобы мн объ немъ говорили, возразила капризная красавица, обрывая и разсыпая по земл лепестки съ какого-то цвтка. — Мн и то прожужжали имъ уши; а что до того, что онъ мн женихъ….

— Тсъ! Не говори такъ слегка о врномъ, вполн теб преданномъ сердц, Мери, прервала ее сестра: — не говори такъ даже и въ шутку. Такого врнаго сердца не найти въ цломъ мір!

— Нтъ, нтъ, отвчала Мери, поднявши брови въ безпечно миломъ раздумьи:- можетъ статься не найти. Только я не вижу въ этомъ большой заслуги. Я — я вовсе не нуждаюсь въ его непоколебимой врности. Я никогда ее у него не требовала. Если онъ ожидаетъ, что я…. Впрочемъ, милая Грація, что намъ за необходимость говорить объ немъ именно теперь?

Нельзя было безъ наслажденія смотрть на граціозныхъ, цвтущихъ сестеръ: он ходили, обнявшись, по саду, и въ разговор ихъ слышался странный контрастъ серьёзнаго размышленія съ легкомысленностью, и вмст съ тмъ гармонія любви, отвчающей на любовь. Глаза меньшой сестры наполнились слезами; внутри ея происходила борьба: глубокое, горячее чувство прорывалось сквозь своенравный смыслъ ея рчей.

Разность ихъ лтъ была года четыре, не больше; но Грація, какъ часто случается въ подобныхъ обстоятельствахъ, когда об лишены надзора матери (жены доктора не было уже на свт), Грація такъ неусыпно заботилась о меньшой сестр своей и была ей предана такъ безгранично, что казалась старше, нежели была въ самомъ дл; она, естественно, не по лтамъ являлась чуждою всякаго съ нею соперничества и раздляла, какъ будто, прихоти ея фантазіи только изъ симпатіи и искренней любви. Великія черты матери, самая тнь и слабое отраженіе которыхъ очищаетъ сердце и возноситъ высокую натуру ближе къ ангеламъ!

Мысля доктора, когда онъ смотрлъ на дочерей и слушалъ ихъ разговоръ, не выходили сначала изъ круга веселыхъ размышленій о глупости всякой любви и страсти, и о заблужденіи молодежи, которая вритъ на минуту въ важность этихъ мыльныхъ пузырей, и потомъ разочаровывается — всегда, всегда!

Но добрыя домашнія качества Граціи, ея самоотверженіе, кротость ея права, мягкаго и тихаго, но вмст съ тмъ смлаго и твердаго, высказались ему ярче въ контраст ея спокойной, хозяйской, такъ сказать, фигуры съ боле прекрасною наружностью меньшой сестры, — и онъ пожаллъ за нее, пожаллъ и обихъ, что жизнь такая смшная вещь.

Доктору вовсе не приходило въ голову спросить себя, не задумали ли его дочери, или хоть одна изъ нихъ, сдлать изъ этой шутки что нибудь серьёзное. Впрочемъ, вдь онъ былъ философъ.

Добрый и великодушный отъ природы, онъ споткнулся нечаянно на обыкновенный философскій камень (открытый гораздо легче предмета изысканій алхимиковъ), который сбиваетъ иногда съ ногъ добрыхъ и великодушныхъ людей и одаренъ роковымъ свойствомъ превращать золото въ соръ и лишать цнности все дорогое.

— Бритнъ! закричалъ докторъ. — Бритнъ! эй!

Изъ дому появился маленькій человкъ съ необыкновенно кислою и недовольною физіономіей и отозвался на призывъ доктора безцеремоннымъ: «что тамъ»?

— Гд обденный столъ? спросилъ докторъ.

— Въ комнатахъ, отвчалъ Бритвъ.