Битва жизни (пер. Кронеберг)

— Если бы мистеръ Краггсъ былъ въ живыхъ, миссъ Мери, сказалъ Снитчей: — онъ принялъ бы живое участіе въ общей радости. Все это доказало бы ему, мистеръ Альфредъ, что жить на свт не черезъ чуръ легко, и что вообще не мшаетъ облегчать жизнь; а Краггсъ былъ человкъ, котораго можно убдить, сэръ. Онъ всегда соглашался съ доказанною истиной. Если бы онъ могъ выслушать доказательства теперь, я… но что за ребячество! Мистриссъ Снитчей, душа моя, — и она появилась при этихъ словахъ изъ за двери, — войдите; вы здсь среди старыхъ друзей.

Мистриссъ Снитчей, окончивши поздравленія, отвела мужа въ сторону.

— Знаете ли, сказала она: — не въ моихъ правилахъ тревожить прахъ усопшихъ….

— Знаю, подхватилъ мужъ.

— Мистеръ Краггсъ….

— Умеръ, договорилъ Снитчей.

— Но прошу васъ, вспомните балъ у доктора, прошу васъ, вспомните только. Если память не вовсе вамъ измнила, мистеръ Снитчей, и если вы не въ бреду, припомните, какъ я васъ просила, умоляя на колняхъ….

— На колняхъ? повторилъ Снитчей.

— Да, смло отвчала жена его: — вы очень хорошо это знаете, — просила остерегаться его, взглянуть на выраженіе его глазъ. Скажите теперь, не была ли я права? не было у него въ ту минуту на душ тайны?

— Мистриссъ Снитчей, шепнулъ ей на ухо мужъ: — наблюдали ли вы когда нибудь за выраженіемъ моихъ глазъ?

— Нтъ, насмшливо отвчала мистриссъ Снитчей. — Не воображайте себ такъ много.

— Въ этотъ вечеръ, сударыня, продолжалъ онъ, дернувши ее за рукавъ: — случилось такъ, что оба мы знали одну и туже тайну, которую не могли разглашать, уже по званію адвокатовъ. Чмъ меньше вы будете толковать о подобныхъ вещахъ, тмъ лучше, мистриссъ Снитчей. Это вамъ урокъ; впередъ старайтесь смотрть зорче и не такъ подозрительно. Миссъ Мери, я привезъ съ собою вашу старую знакомую. Войдите, мистриссъ!

Бдняжка Клеменси, отирая глаза передникомъ, вошла медленно, въ сопровожденіи мужа, убитаго предчувствіемъ, что если она предастся печали, такъ «Терка» погибла.

— Что съ вами, мистриссъ! сказалъ Снитчей, останавливая Мери, бросившуюся было къ Клеменси, и становясь между ними.

— Что со мною! воскликнула бдная Клеменси, удивленная, почти обидвшаяся этимъ вопросомъ и испуганная страннымъ ревомъ Бритна, она подняла глаза — и увидла прямо передъ собою милое, незабвенное лицо Mери; она начала плакать, смяться, кричать, бросилась къ Мери и прижала ее къ сердцу, бросилась обнимать Снитчея (къ великому неудовольствію мистриссъ Снитчей), потомъ доктора, потомъ Бритна, и въ заключеніе закрыла себ голову передникомъ, въ припадк истерики.

За Снитчеемъ вошелъ въ садъ кто-то незнакомый и остановился у воротъ, никмъ незамченный: общее вниманіе сдлалось монополіей восторженной Клеменси. Впрочемъ, онъ и не желалъ быть замченнымъ; онъ стоялъ поодаль, съ потупленными глазами, и несмотря на его прекрасную наружность, въ немъ было что-то унылое, рзко отличавшееся отъ общей радости.

Прежде всхъ замтили его зоркіе глаза тетушки Марты, и въ туже минуту она уже разговаривала съ нимъ. Потомъ, подошедши къ сестрамъ, она шепнула что-то на ухо Мери; Мери была, казалось, удивлена, но скоро опомнилась, робко подошла съ Мартою къ незнакомцу и тоже начала съ нимъ говорить.

Снитчей, между тмъ, досталъ изъ кармана какой-то документъ и говорилъ Бритну:

— Поздравляю васъ: теперь вы единственный, полный владлецъ дома, въ которомъ содержали до сихъ поръ гостинницу, публичное заведеніе, извстное подъ названіемъ «Терки.» Жена ваша должна была оставить одинъ домъ по милости мистера Уардена, — теперь онъ желаетъ подарить ей другой. Я на дняхъ буду имть удовольствіе спросить вашъ голосъ, при выборахъ графства.

— А если я перемню вывску, спросилъ Бритнъ: — это ничего не измнитъ касательно голоса?

— Нисколько отвчалъ адвокатъ.

— Въ такомъ случа, отвчалъ Бритнъ, возвращая ему крпость: сдлайте одолженіе, прибавьте тутъ слова: «и наперстокъ.» Я велю написать ихъ девизы въ зал, вмсто портрета жены.

— А мн, произнесъ позади нихъ голосъ Мейкля Уардена:- позвольте мн прибгнуть подъ защиту этихъ девизовъ. Мистеръ Гитфильдъ! докторъ Джеддлеръ! я могъ оскорбить васъ глубже, — что я этого не сдлалъ, въ томъ нтъ моей заслуги. Я не скажу, что я поумнлъ шестью годами или исправился. Я не имю никакого права на ваше снисхожденіе. Я дурно заплатилъ вамъ за гостепріимство; я увидлъ свои проступки со стыдомъ, котораго никогда не забуду, но надюсь, что это будетъ для меня не безъ пользы; мн раскрыла глаза особа (онъ взглянулъ на Мери), которую я молилъ простить мн, когда узналъ все ея величіе и свою ничтожность. Черезъ нсколько дней я узжаю отсюда навсегда. Прошу у васъ прощенія. Длай другимъ то, чего самъ отъ нихъ желаешь! Забывай и прощай!

Время, отъ котораго я узналъ послднюю часть этой исторіи, и съ которымъ имю честь быть лично знакомымъ лтъ 35, объявило мн, опираясь на свою косу, что Мейкль Уарденъ не ухалъ и не продалъ своего дома, а напротивъ того, раскрылъ двери его настежь для всхъ и каждаго, и живетъ въ немъ съ женою, первою тамошнею красавицей, по имени Мери. Но я замтилъ, что время перепутываетъ иногда факты, и право не знаю, поврить ему или нтъ.