Читаем Битва жизни (пер. Кронеберг) полностью

— Я не защищаю жизни вообще, прибавилъ онъ, потирая руки и усмхаясь:- жизнь исполнена глупостей, и еще кое-чего хуже — обтовъ въ врности, безкорыстіи, преданности, и мало ли въ чемъ. Ба! мы очень хорошо знаемъ ихъ цну. Но все таки вы не должны смяться надъ жизнью; вы завязали игру, игру не на шутку! Вс играютъ противъ васъ, и вы играете противъ всхъ. Вещь презанимательная! Сколько глубоко соображенныхъ маневровъ на этой шашешниц! Не смйтесь, докторъ Джедддеръ, пока не выиграли игры; да и тогда не очень-то. Хе, хе, хе! Да, и тогда не очень, повторилъ Снитчей, покачивая головою и помаргивая глазами, какъ будто хотлъ прибавить: — а лучше по моему, покачайте головою.

— Ну, Альфредъ, спросилъ докторъ: — что вы теперь скажете?

— Скажу, сэръ отвчалъ Альфредъ: — что вы оказали бы величайшее одолженіе и мн и себ, я думаю, если бы старались иногда забыть объ этомъ пол битвы, и другихъ подобныхъ ему, ради боле обширнаго поля битвы жизни, надъ которымъ солнце восходитъ каждый день.

— Боюсь, какъ бы это не измнило его взгляда, мистеръ Альфредъ, сказалъ Снитчей. — Бойцы жестоки и озлоблены въ этой битв жизни; то и дло, что ржутъ и стрляютъ, подкравшись сзади; свалятъ съ ногъ, да еще и придавятъ ногою; не веселая картина.

— А я такъ думаю, мистеръ Снитчей, сказалъ Альфредъ: — что въ ней совершаются и тихія побды, великіе подвиги героизма и самопожертвованія, — даже во многомъ, что мы зовемъ въ жизни пустяками и противорчіемъ, — и что подвиги эти не легче отъ-того, что никто объ нихъ не говоритъ и никто не слышитъ. А они каждый день совершаются гд нибудь въ безвстномъ уголк, въ скромномъ жилищ, въ сердцахъ мужчинъ и женщинъ, — и каждый изъ такихъ подвиговъ способенъ примирить со свтомъ самаго угрюмаго человка и пробудить въ немъ надежду и вру въ людей, несмотря на то, что дв четверти ихъ ведутъ войну, а третья процессы. — Это не бездлица.

Об сестры слушали со вниманіемъ.

— Хорошо, хорошо! сказалъ докторъ: — я уже слишкомъ старъ, и мнній моихъ не измнитъ никто, ни другъ мой Снитчей, ни даже сестра моя, Марта Джеддлеръ, старая два, которая то же въ былые годы испытала, какъ говоритъ, иного домашнихъ тревогъ и пережила съ тхъ поръ иного симпатичныхъ влеченіи къ людямъ всякаго сорта; она вполн вашего мннія (только что упряме и безтолкове, потому-что женщина), и мы съ нею никакъ не можемъ согласиться, и даже рдко видимся. Я родился на этомъ пол битвы. Мысли мои уже съ дтства привыкли обращаться къ истинной исторіи поля битвы. Шестьдесятъ лтъ пролетло надъ моей головой, и я постоянно видлъ, что люди, — въ томъ числ Богъ знаетъ сколько любящихъ матерей и добрыхъ двушекъ, вотъ какъ и моя, — чуть съ ума не сходятъ отъ поля битвы. Это противорчіе повторяется во всемъ. Такое невроятное безразсудство можетъ возбудить только смхъ или слезы; я предпочитаю смхъ.

Бритнъ, съ глубочайшимъ меланхолическимъ вниманіемъ слушавшій каждаго изъ говорившихъ поочередно, присталъ вдругъ, какъ должно полагать, къ мннію доктора, если глухой, могильный звукъ, вырвавшійся изъ устъ его можно почесть на выраженіе веселаго расположенія духа. Лицо его, однако же, ни прежде, ни посл того не измнилось ни на волосъ, такъ что хотя двое изъ собесдниковъ, испуганные таинственнымъ звукомъ, и оглянулись во вс стороны, но никто и не подозрвалъ въ томъ Бритна, исключая только прислуживавшей съ нимъ Клеменси Ньюкомъ, которая, толкнувши его однимъ изъ любимыхъ своихъ составовъ, локтемъ, спросила его шопотомъ и тономъ упрека, чему онъ смется?

— Не надъ вами! отвчалъ Бритнъ.

— Надъ кмъ же?

— Надъ человчествомъ, сказалъ Бритнъ. — Вотъ штука-то!

— Право, между докторомъ и этими адвокатами онъ съ каждымъ днемъ становится безтолкове! воскликнула Клеменми, толкнувши его другимъ локтемъ, какъ будто съ цлью образумитъ его этимъ толчковъ. — Знаете ли вы, гд вы? или вамъ надо напомнить?

— Ничего не знаю, отвчалъ Бритнъ съ свинцовымъ взглядомъ и безстрастнымъ лицомъ:- мн вс равно. Ничего не разберу. Ничему не врю. Ничего мн не надо.

Хотя этотъ печальный очеркъ его душевнаго состоянія былъ, можетъ быть, и преувеличенъ въ припадк унынія, однакоже, Бенджаминъ Бритнъ, называемый иногда маленькій Бритнъ, въ отличіе отъ Великобританіи [1], какъ говорится: напр. юная Англія, въ отличіе отъ старой, опредлилъ свое настоящее состояніе точне, нежели можно было предполагать. Слушая ежедневно безчисленныя разсужденія доктора, которыми онъ старался доказать всякому, что его существованіе, по крайней мр, ошибка и глупость, бдняжка служитель погрузился мало по малу въ такую бездну смутныхъ и противорчащихъ мыслей, принятыхъ извн и родившихся въ немъ самомъ, что истина на дн колодца, въ сравненіи съ Бритномъ въ пучин недоумнія, была какъ на ладони. Только одно было для него ясно: что новые элементы, вносимые обыкновенно въ эти пренія Снитчеемъ и Краггсомъ, никогда не уясняли вопроса и всегда какъ будто доставляли только доктору случай брать верхъ и подкрплять свои мннія новыми доводами. Бритнъ видлъ въ «Компаніи» одну изъ ближайшихъ причинъ настоящаго состоянія своего духа и ненавидлъ ее за это отъ души.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне