Битва жизни

У Снитчея, равно какъ и у Краггса, была подруга его частной и должностной жизни. Снитчей и Краггъ были задушевные друзья и довѣряли другъ другу вполнѣ; но за то мистриссъ Снитчей, — такъ ужь устроено, для равновѣсія, въ жизни, — подозрительно смотрѣла на Краггса, а мистриссь Краггсъ на Снитчея. «Право, ваши Снитчеи», говорила иногда мистриссъ Краггсъ своему мужу, выражаясь въ знакъ своего презрѣнія во множественномъ числѣ, какъ будто рѣчь идетъ объ изношенныхъ панталонахъ или другой вещи, не имѣющей единственнаго числа: — не понимаю, на что вамъ ваши Снитчеи! Вы довѣряете вашимъ Снитчеямъ слишкомъ много; смотрите, какъ бы не пришлось вамъ согласиться со мною по неволѣ. А мистриссъ Снитчей замѣчала своему мужу на счетъ Краггса, что если его когда нибудь обманутъ, такъ обманетъ Краггсъ, и что она отъ роду не видывала такого фальшиваго взгляда, какъ у Краггса. Несмотря, однако же, на все это, они жили вообще очень дружно, и мистриссъ Снитчей была съ мистриссъ Краггсъ въ тѣсномъ союзѣ противъ «конторы», въ которой они видѣли своего общаго врага и гнѣздо опасныхъ (потому-что неизвѣстныхъ) козней.

А между тѣмъ, въ этой конторѣ Снитчей и Краггсъ собирали медъ для своихъ ульевъ. Здѣсь засиживались они иногда, въ хорошій вечеръ, у окна въ пріемной, смотрѣли на поле битвы и дивились (что, впрочемъ, случалось обыкновенно во время съѣзда судей, когда накопленіе дѣлъ располагало ихъ къ чувствительности), дивились глупости людей, которые никакъ не могутъ ужиться въ мирѣ и судиться съ комфортомъ. Здѣсь пролетали надъ ними дни, недѣли, мѣсяцы и годы; календаремъ служило имъ постепенное уменьшеніе мѣдныхъ гвоздей на стульяхъ и накопленіе бумажныхъ кипъ на столахъ. Однажды вечеромъ, года три спустя послѣ завтрака въ саду, сидѣли они здѣсь, одинъ похудѣвшій, а другой потолстѣвшій, — и совѣщались о дѣлѣ.

Они были не одни: съ ними былъ человѣкъ лѣтъ тридцати или около того, одѣтый хорошо, но небрежно, съ разстроеннымъ лицомъ, но статный и не дурной собою; онъ сидѣлъ, печальный и задумчивый, въ креслахъ, заложивши одну руку за пазуху, а другою взбивая свои густые волосы. Свитчей и Краггсъ сидѣли одинъ противъ другого за ближайшею конторкою, на которой стоялъ одинъ изъ незгараемыхъ ящиковъ, отомкнутый и раскрытый. Часть заключавшихся въ немъ бумагъ была разбросана по столу, и Снитчей перебиралъ остальныя, поднося къ свѣчкѣ каждый документъ по одиначкѣ; пробѣжавшій бумагу, онъ покачивалъ годовою, передавалъ ее Краггсу, который тоже пробѣгалъ ее глазами, покачивалъ головою я клалъ ее на столъ. Иногда они останавливались и посматривали на задумчиваго кліента, покачивая головами вмѣстѣ; на ящикѣ было выставлено имя Мейкля Уардена, изъ чего мы можемъ заключить, что это имя и ящикъ принадлежали посѣтителю, и что дѣла Мейкля Уардена были очень плохи.

— Вотъ я все, сказалъ Снитчей, оборачивая послѣднюю бумагу. — Рѣшительно нѣтъ никакихъ больше средствъ, никакихъ средствъ.

— Итакъ, все потеряно, растрачено, заложено и продано, а? спросилъ кліентъ, поднявши глаза.

— Все, отвѣчалъ Снитчей.

— И ничего нельзя сдѣлать, говорите вы?

— Рѣшительно ничего.

Кліентъ началъ кусать ногти и опятъ погрузился въ раздумье.

— И вы думаете, что мнѣ даже не безопасно оставаться въ Англіи?

— Нигдѣ во всемъ соединенномъ королевствѣ Великобританіи и Ирландіи, отвѣчалъ Снитчей.

— То есть, я истинно блудный сынъ, у котораго нѣтъ ни отцовскаго крова, куда онъ могъ бы возвратится, ни стада свиней, ни даже жолудей, чтобы подѣлиться имя съ животными? А? продолжалъ кліентъ, качая ногою и устремивши глаза въ полъ.

Снитчей отвѣчалъ кашлемъ, какъ будто стараясь отстранить отъ себя этимъ подозрѣніе, что онъ готовъ говорить о судебномъ дѣлѣ аллегорически. Краггсъ закашлялъ тоже, въ знакъ своего согласія съ товарищемъ.

— Раззориться въ тридцать лѣтъ! сказалъ кліентъ.

— Вы не раззорились, мистеръ Уарденъ, замѣтилъ Сеитчей. — Нѣтъ, до этого еще не дошло. Правда, оно и не далеко, но все таки вы еще не раззорены. Опека….

— Чертовщина! прервалъ его кліентъ.

— Мистеръ Краггсъ, продолжалъ Снитчей: — позвольте у васъ табачку. Благодарю васъ, сэръ.

Непоколебимый адвокатъ, нюхая табакъ съ большимъ наслажденіемъ, былъ, казалось, погруженъ въ глубочайшее размышленіе о дѣлѣ. Лицо кліента по немногу прояснялось; онъ улыбнулся и, поднявши глаза, сказалъ:

— Вы говорите объ опекѣ. На долго эта опека?

— На долго ли? повторялъ Снитчей, отряхая табакъ съ пальцевъ и расчитывая въ умѣ время. — Для поправленія вашего разстроеннаго имѣнія, сэръ? Если опека будетъ въ хорошихъ рукахъ? у насъ съ Краггсомъ? лѣтъ шесть или семь.

— Лѣтъ шесть или семь умирать съ голоду! воскликнулъ кліентъ съ горькимъ смѣхомъ, въ нетерпѣніи перемѣнивши позу.

— Умирать шесть или семь лѣтъ съ голоду, мистеръ Уарденъ, сказалъ Снитчей: — это такое необыкновенное явленіе, что вы можете пріобрѣсти другое имѣніе, показывая себя это время за деньги. Но мы думаемъ, что это невозможно, — я говорю за себя и Краггса, — и потому не совѣтуемъ вамъ этого.

— Что же вы мнѣ совѣтуете?