Читаем Битва жизни полностью

И въ тоже время, обративши мысли и взоръ на сальную свѣчу и внезапно вспомнивши о цѣлительныхъ свойствахъ сала, она щедро принялась намазывать имъ свой лѣвый локоть.

— Вотъ видите ли, продолжалъ Бритнъ глубокомысленнымъ тономъ мудреца: — я въ свое время изучилъ многое; у меня всегда было стремленіе къ изученію; я прочелъ много книгъ о хорошей и о худой сторонѣ вещей, потому-что въ молодости я шелъ по литературной части.

— Въ самомъ дѣлѣ! воскликнула Клеменси въ удивленіи.

— Да, продолжалъ Бритнъ: — я года два прятался за книжными полками, всегда готовый выскочить, если кто нибудь подтибритъ книгу; а потомъ я служилъ разсыльнымъ у корсетницы швеи и разносилъ въ Клеевчатыхъ коробкахъ обманъ и обольщеніе, — это ожесточило мое сердце и разрушило во мнѣ вѣру въ людей; потомъ я наслушался разныхъ разностей здѣсь у доктора, — это очерствило мое сердце еще больше; и на конецъ концовъ, я разсудилъ, что вѣрнѣйшее средство оживить его и лучшій спутникъ въ жизни — терка.

Клеменси хотѣла было прибавить и свою мысль, но онъ предупредилъ ее.

— Въ союзѣ съ наперсткомъ, прибавилъ онъ глубокомысленно.

— Дѣлай для другихъ то, что…. и пр…. вы знаете, прибавила Клеменси и въ восторгѣ отъ признанія сложивши руки и натирая слегка локти. — Какое короткое правило, не правда ли?

— Не знаю, сказалъ Бритнъ, можно ли это считать за хорошую философію. — У меня есть на счетъ этого кое какія сомнѣнія, но за то опять это правило очень удобно и избавляетъ отъ многихъ непріятностей, чего не дѣлаетъ иногда настоящая философія.

— А вспомните, какой вы были прежде! сказала Клеменси.

— Да, замѣтилъ Бритнъ: — и всего необыкновеннѣе, Клемми, то, что я перемѣнился черезъ васъ. Вотъ что странно: черезъ васъ! А я думаю, что у васъ въ головѣ нѣтъ и половины идеи.

Клеменси нисколько не обижаясь, покачала головою, засмѣялась, почесала локти и объявила, что и сама такъ думаетъ.

— Я почти въ этомъ увѣренъ, сказалъ Бритнъ.

— Вы правы, правы, отвѣчала Клеменси. — Я не имѣю претензій на идеи. На что мнѣ онѣ?

Бенджаминъ вынулъ изо рта трубку и началъ смѣяться, пока слезы не потекли у него во лицу.

— Что вы за простота, Клемми! сказалъ онъ, покачивая головою и отирая слезы въ полномъ удовольствіи отъ своей шутки. Клеменси и нe думала противорѣчить: глядя на него, она тоже захохотала отъ всей души.

— Нельзя не любить васъ, Клемъ, сказалъ Бритнъ: — вы въ своемъ родѣ прекрасное созданіе: дайте вашу руку. Что бы ни случилось, я никогда васъ не забуду, никогда не перестану быть вашимъ другомъ.

— Въ самомъ дѣлѣ? воскликнула Клеменси. — Это отъ васъ очень мило.

— Да, да, я вашъ заступникъ, сказалъ Бритнъ, отдавая ей трубку, чтобы она выбила табакъ. — Постойте! что это за странный шумъ?

— Шумъ? повторила Клеменси.

— Чьи-то шаги снаружи. Точно какъ будто кто-то спрыгнулъ съ ограды на землю, замѣтилъ Бритнъ. Что, тамъ на верху всѣ уже легли?

— Теперь уже легли, отвѣчала она.

— Вы ничего не слышали?

— Ничего.

Оба стали прислушиваться: все было тихо.

— Знаете ли что, сказалъ Бритнъ, снимая фонарь: — обойду-ка я домъ, — оно вѣрнѣе. Отомкните дверь, покамѣстъ я засвѣчу фонарь, Клемми.

Клеменси поспѣшила отворить дверь, но замѣтила ему, что онъ проходятся попусту, что все это ему почудилось, и такъ далѣе. Бритнъ отвѣчалъ, что очень можетъ статься, во все таки вышелъ, вооруженный кочергой, и началъ свѣтить фонаремъ во всѣ стороны, вблизь и вдаль.

— Все тихо, какъ на кладбищѣ, сказала Клеменси, глядя ему вслѣдъ, — и почти также страшно.

Оглянувшись назадъ въ кухню, она вскрикнула отъ ужаса: передъ ней мелькнула какая-то тѣнь. — Что это? закричала она.

— Тс! тихо произнесла Мери дрожащимъ голосомъ. — Ты всегда меня любила, не правда ли?

— Любила ли я васъ! какое тутъ сомнѣніе!

— Знаю. И я могу тебѣ довѣриться, не правда ли? теперь мнѣ некому довѣриться, кромѣ тебя.

— Конечно, добродушно отвѣчала Клеменси.

— Тамъ ждетъ меня кто-то, сказала Мери, указывая на дверь. Я должна съ нимъ видѣться и переговорить сегодня же. — Мейкль Уарденъ! ради Бога, удалитесь! Не теперь еще!

Клеменси изумилась и смутилась, взглянувши по направленію глазъ говорившей: въ дверяхъ виднѣлась чья-то темная фигура.

— Васъ каждую минуту могутъ открыть, сказала Мери. — Теперь еще не время! Спрячьтесь гдѣ нибудь и обождите, если можете. Я сейчасъ приду.

Онъ поклонился ей рукою и удалился.

— Не ложись спать, Клеменси. Дождись меня здѣсь! сказала Мери поспѣшно. Я почти цѣлый часъ искала поговорить съ тобой. О, не измѣни мнѣ!

Крѣпко схвативши дрожащую руку Клеменси и прижавши ее къ груди, — выразительный жестъ страстной мольбы, краснорѣчивѣе всякихъ словъ, — Мери вышла, увидѣвши свѣтъ отъ возвращающагося фонаря.

— Все благополучно: никого нѣтъ. Почудилось, должно быть, сказалъ Бритнъ, задвигая и замыкая дверь. — Вотъ что значитъ, у кого пылкое воображеніе! Ну! это что?

Клеменси не могла скрыть слѣдовъ своего удивленія и участія: она сидѣла на стулѣ, блѣдная, дрожа всѣмъ тѣломъ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рождественские повести

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература