Битвы божьих коровок

– Кетотифен принес. И пиво, – Забелин достал из кармана плаща, который так и не снял, упаковку таблеток и маленькую бутылку.

– И все?

– Не все. Еще вот это.

Торжественный момент явления народу бывшей Главной Улики наступил. Забелин отогнул рукав и легко сдернул с запястья часы “Командирские”. С трогательной гравировкой на внутренней стороне: “Егору от папы”. Но передавать часы по назначению Забелин не спешил. Он повертел механизм в руках, поднес к уху и даже потряс им в воздухе.

Прямо перед носом Патока.

– Твои? И надпись имеется: “Егору от папы”.

– Мои. – Как ни странно, Пацюк не выказал никаких признаков беспокойства. – А я-то думал, что наконец от них избавился.

– Не избавился, дорогой мой, не избавился…

"А надо было бы избавиться в первую очередь”, – хотел сказать Забелин. Но промолчал.

– И где же вы их нашли, шеф? В сейфе, как всегда? Или в ватерклозете? Я их обычно там забываю… Или из буфета принесли?

– Думай. Думай.

– Ну, не знаю. – Пацюк наблюдал за Забелиным, явно заинтригованный. – В “рафике”?.. Оксана-секретарша подсуетилась?

– Опять не угадываешь.

– Сдаюсь. – Для убедительности Пацюк даже поднял руки.

Давай, Даня! Давай, Даниил Константинович Забелин! Сейчас все станет на свои места.

– На Пограничника Гарькавого, – с выражением, четко отделяя одно слово от другого, произнес Забелин. – Знакомый адрес?

Пацюк затравленно смотрел на Забелина. Ай парень, ай актер, ничего не скажешь! Сейчас будет разыгрывать удивление, потом – изумление, потом – оскорбленную невинность. А играет как! Надо же, прямо Смоктуновский тебе из “Гамлета” с черепом в обнимку… Верный “Макаров” и только что прирученная янтарная бритва приятно холодили забелинские бока, а сам он разглядывал стажера с детским любопытством Христа, только что вознесенного на небо.

К пункту “оскорбленная невинность” Пацюк так и не перешел. После “изумления” последовало “сильное изумление”, затем – “очень сильное изумление”, а затем – “изумление в 12 баллов по шкале Рихтера”. Пацюка заколотило, как Японию (опять чертова Япония!) во время землетрясения 1996 года, и он только и смог выдавить из себя:

– Я не понимаю…

– Что же тут непонятного? Часы нашли на Пограничника Гарькавого, двадцать три, квартира сто восемь. Во время обыска у убитой гражданки Алексеевой Елены Сергеевны. В ванной, на полке.

– Этого не может быть…

– Еще как может. Все задокументировано, запротоколировано и приобщено к делу.

– Но ведь меня там не было… – Пацюк потихоньку приходил в себя. Теперь он даже был в состоянии говорить более-менее связно. – Меня не было при обыске.

– При обыске не было, верно. Но, думаю, ты успел там побывать раньше. Гораздо раньше.

– Что значит – гораздо раньше?

– Это значит, когда девушка была еще жива.

– Это… Это бред какой-то… Я никогда не был в ее квартире…

– Может быть, ты с ней вообще незнаком?

– Я не утверждаю этого…

Положительно, по парню убивается “Оскар” за лучшую мужскую роль. Что-что, а отчаяние вперемешку с яростью и скорбью он подавать умеет. Изворотливый, подлец… А Забелин еще всегда ему симпатизировал… Спокойный, уравновешенный, детективы японские в столе… Из серии, где одно несчастное убийство пятьсот страниц готовят, а потом столько же обсасывают… И не дурак, и с честолюбием все в порядке… Такой может перерезать горло только из любви к чистому искусству. Сукин сын!

– Тогда, может, объяснишь мне, как они там оказались?

– Нет… Я не могу объяснить.

– Плохо, – нахмурился Забелин.

– Плохо? – переспросил Пацюк.

– Очень плохо. Хреново. Полные кранты. У тебя неприятности, Егор.

– Из-за этих часов?

– Не только. Хотя, как я успел заметить, вы с потерпевшей обменялись верительными грамотами. У нее твои часы и еще кое-что…

– Что?!

– Об этом потом. А она, как я посмотрю, расположилась у тебя основательно. Даже щеточку зубную перетащила… Я уже не говорю о косметике…

Лицо Пацюка исказилось. Если бы он мог – он бы зарыдал.

– Черт возьми… Вы не понимаете…

– А ты просвети меня, темного, откуда это все у тебя… Или, может, в комнату пройдем и ты мне вещи покажешь? Которые у тебя в кровати пораспиханы…

Пацюк схватился за голову и стал раскачиваться, как самый натуральный китайский болван.

– Нет. Нет… Вы не понимаете, нет…

– А чего же тут понимать? Все и так ясно. Думаю, это не единственные ее вещи…

– Это я купил, – Пацюк наконец-то перестал качаться, и в глазах у него появилось осмысленное выражение. – Это я купил… Но она никогда…

– Кто ж сомневается, что ты купил? Мужчины иногда делают подарки любимым женщинам… Не всякие мужчины, конечно, и не всяким женщинам, – Забелин невольно вспомнил свою бывшую супружницу, записную нимфоманку. – И не всякие подарки. Хотя, если мужик преподносит бабе белье… Что это значит?

– А что это значит? – послушно переспросил Пацюк.

– А это значит… – призрак бывшей супружницы, записной нимфоманки, по-прежнему зудел перед лицом Забелина стрекозиными крыльями. – А это значит, что они вступили в определенные отношения. Так сказать, в войну полов, с рукопашными схватками по два раза на дню… Или у тебя больше выходило?