Битвы божьих коровок

Проклиная собственную нерасторопность (годы аналитической (а попросту – бумажной) работы давали о себе знать), Забелин выкатился следом. И наткнулся на запертую в комнату дверь.

Такой подлости от стажера Забелин не ожидал и принялся колотить в хлипкую дверь кулаками.

– Эй, ты что задумал?!

– Все в порядке, шеф, – раздался из-за дверей голос Пацюка. – Штаны натягиваю.

– Смотри без глупостей.

Несколько успокоившийся Забелин приложил ухо к двери – и тотчас же услышал треск открываемого окна. Что за черт… Пятый этаж! Что он задумал?.. Хорошенько навалившись плечом, Забелин высадил дверь и оказался в комнате.

Окно была распахнуто настежь, а Пацюк… Пацюком в комнате и не пахло.

У Забелина потемнело в глазах. Холя и лелея свои собственные амбиции и увлекшись игрой в кошки-мышки с беднягой стажером, он напрочь забыл о схеме. О схеме, которую предлагала Елена Алексеева всем своим покойным родственникам.

Убийцу обязательно постигнет участь убитого.

Одного она уже довела до смерти. Теперь пришел черед Пацюка. А виноват в его смерти будет он, Забелин…

На полусогнутых ватных ногах следователь подошел к окну и осторожно выглянул в него. Но там, где должно было валяться бездыханное, с переломленным позвоночником тело Пацюка, ничего не было. Девственно-чистый асфальт, слегка сдобренный дождиком.

Забелин повертел головой, на полкорпуса высунулся наружу и только теперь заметил узкий карниз, идущий прямо под окнами. А на самой оконечности дома – стажера, идущего по карнизу. И прежде чем Забелин успел что-либо сообразить, тот прыгнул на крышу соседнего – четырехэтажного дома. Только железо загрохотало.

Тарзан чертов!..

Бежать за Пацюком было бесполезно. Пока Забелин спустится, пока обогнет дом и выскочит на улицу… А потом снова обогнет дом – уже со стороны улицы… К тому времени Пацюк уже успеет натурализоваться на Каймановых островах…

Забелин присел на краешек кровати, брезгливо отодвинул кимоно покойницы, пропитанное духами, и взял в руки видеокассету со следами помады.

Вонг Кар Вай. “Падшие ангелы”.

Вот уж воистину – падшие.

Он машинально потряс кассету, и из нее выпал листок. Счет из ресторана “Аризона-69”. Шестьдесят девять, шестьдесят девять. Это что-то живо напомнило Забелину… Какое-то важное событие из его собственной жизни.

Ах да. В шестьдесят девятом году тринадцатилетний Даня Забелин поимел первый привод в милицию. За ограбление продуктового ларька в городе Аксай Казахской ССР…

* * *

…Как она могла решиться на это?

И существуют ли оправдания ее поступку? И что скажет Заза?

Если вообще пустит ее домой после того, что она совершила. А если она лишится Зазы – то лишится и Илико. У ребенка не должно быть такой преступной матери…

– Вам нехорошо? – участливо спросил у Насти рыжий парнишка.

– Нет, все в порядке.. Спасибо вам…

– С вас двадцать пятьдесят…

– Да-да, конечно.

Настя выложила деньги на стойку, а парень протянул ей ее собственное, аккуратно разрезанное обручальное кольцо.

Выйдя из ювелирной мастерской, Настя присела на лавочку и поднесла к главам вероломную, предательскую руку. На том месте, где еще десять минут назад красовалась ее обручалка, не было ничего. Кроме светлой полоски кожи.

Тринадцать лет она носила кольцо на пальце; в этом кольце она впервые легла в супружескую постель, в этом кольце был зачат Илико, в этом кольце она возилась и с виноградником, и с теплицами, и с огородом, и с любимой козой Сосико. И с любимыми цветами. Это кольцо стало частью ее самой, оно вросло в палец. И – Настя сильно на это надеялась – оно будет сопровождать ее до могилы. И опустится туда вместе с ней.

Но…

Десять минут назад она хладнокровно избавилась от него. Один взмах ювелирного резака – и все. Акт предательства совершен. Совершен по наущению какой-то взбалмошной бабенки, которую она и не увидит-то больше никогда. Ради какой великой цели она наплевала на свою прошлую жизнь?

Утерев слезы, Настя вытащила кольцо из кармана. И поцеловала тонкий золотой ободок.

– Прости…

Впрочем, все еще можно исправить. Можно снова спуститься в мастерскую и попросить рыжего, чтобы он починил кольцо. Запаял, залатал, залудил… Вернул все на свои места. И будет так, как раньше…

Настя сжала кулак.

"Как раньше” все равно не будет. Хотя бы потому, что брата больше нет в живых. Ты приняла решение, и ты пойдешь до конца.

Она сунула кольцо в карман и несколько секунд прислушивалась к себе. Странное дело, первые приступы отчаяния и сладкого ужаса по поводу содеянного прошли, и…

И вдруг она почувствовала себя свободной.

То есть – абсолютно, безвозвратно, исключительно свободной. Как будто кольцо было тем якорем, который удерживал корабль Настиной жизни в тихой заводи Вознесенского. Корабль, обросший ракушками обязательств и водорослями привязанностей. Она знала только одного мужчину, она знала только один дом, она знала только одну землю… Что толку, что она умеет вязать носки из козьего пуха, варить сыр и сбивать масло?

И ходить по кругу, как лошадь, привязанная к жерновам.

А теперь она свободна. Пусть на время, зато без оглядки.