Битые козыри

– Пора нам научиться узнавать не приблизительное, а точное содержание мыслей, отпечатавшихся на голограмме. Мы должны читать слова…

Такая задача была поставлена перед Минервой вскоре после того, как она приступила к расшифровке первых человеческих голограмм. Настаивал на этом Милз. Лайт над ним посмеивался.

– Как тебе не терпится заглянуть в чужое окошко. Так ли уж важно знать, что думает господин X или госпожа У?

– В отношении некоторых могу сказать определенно: очень важно!

– А я уверен, что для решения нашей главной проблемы это не имеет никакого значения. Чтобы модель мозга будущего чева стала реальностью, гораздо важнее разгадать молекулярный механизм интеллекта. А подслушивать чужие мысли – это, в конце концов, некрасиво.

Доказать свою правоту Милз в свое время не мог, и Минерва не спешила с выполнением побочного задания. Только когда они сидели у голограмм Гудимена и Силвера, Кокера и Боулза, Лайт согласился, что знать смысл слов, которые в эти минуты произносятся, было бы очень полезно. Он уже смирился с тем, что изолировать лабораторию от вмешательства в грязные делишки людей не удалось. Как это ни противно, но придется часть времени уделять борьбе с негодяями, толкающими в пропасть весь мир. И он подтвердил Минерве, что расшифровка слов – дело, которое откладывать нельзя.

Но проходил месяц за месяцем, а ни одно слово по голограмме еще прочитано не было.

– Почему, – спрашивал Милз, – ты так быстро наловчилась разбираться в том, что человек чувствует, и так медленно продвигаешься к разгадке того, что он думает?

Минерва никогда не обижалась и не удивлялась. Она терпеливо объясняла:

– Только потому, что с эмоциями гораздо проще. У всех людей они отмечены на голограммах примерно одинаковыми красками. Радость ребенка и старика, первобытного дикаря и образованного человека практически неотличима. То же относится к горю, гневу, боли и большинству прочих: эмоций. У каждого они могут вызываться разными причинами. И проявляются они бурно или сдержанно в зависимости от врожденных черт характера и воспитания. Но закодированы они в мозгу одними и теми же импульсами, и узнать их труда не представляет. Сложности возникают, когда происходит смятение чувств, когда отдельные эмоции борются за доминирующее положение или деформируются под воздействием внешних условий. Но и в таких состояниях мы научились разбираться. А мысль – совсем иное…

– Неужели же какую-нибудь простейшую мысль труднее прочесть, чем распутать узел взбунтовавшихся эмоций?!

– Вся трудность в словах. Та хаотическая пляска импульсов, которую мы видим в коре, когда человек думает, это еще не мысль, а лишь работа по ее созданию. Мысль рождается, только когда найдены слова для ее выражения. Тогда-то и образуются те рисунки и орнаменты, которые высвечиваются на голограмме и которых не бывает у животных.

– У тебя богатейший архив рисунков, сопровождающих разные слова. Остается только читать…

– Кажущаяся простота. Речь – слишком молодая сигнальная система. Людям трудно договориться между собой, а иногда даже понять друг друга. Давайте для наглядности сопоставим ваши голограммы.

На стенде заискрились голограммы Лайта и Милза.

– Теперь следите за изменениями в рисунках Инта, которые будут происходить во время вашего разговора. Еще до его начала можно увидеть, как много различий и в общей картине, и в частностях. Хотя вы много лет работаете рядом и порой понимаете друг друга без слов, эмоциональные комплексы и характер работы интеллекта у вас разные.

– То, что я глупее Гарри, мне уже известно.

– Не в этом суть. Кроме мыслей, занимающих вас обоих, у каждого – еще много своих, свой круг интересов и свои чувства, отнюдь не всегда совпадающие. Поэтому нет полной идентичности ни в расцветке фона, ни в орнаментах складывающихся суждений.

– Какое это имеет отношение к словам? – спросил Лайт.

– Прямое. За стабильной фонетической оболочкой слова скрывается эфемерный, изменчивый смысл. Одно и то же слово, услышанное ребенком или стариком, невеждой или эрудитом, вызовет ничем не похожие импульсы. Даже у одного и того же человека слово, услышанное в состоянии гнева, радости, болезни, страха, будет вызывать разные представления, приобретать разный смысл. Многие слова окружены ореолом предвзятых эмоций. Одним своим звучанием они вызывают чувства, порой противоположные у разных слушателей. Вот почему так трудно уловить по импульсам в мозгу, каким звуковым сочетанием они вызваны и каково их содержание. Даже вы, когда разговариваете между собой, отдельные слова воспринимаете по-разному. Правда, различия эти не столь существенны, чтобы мешать вам понимать друг друга, но они есть. Обменяйтесь какими-нибудь фразами.

– Как ты считаешь, Гарри, пятью пять – двадцать пять?

– Весьма вероятно, – смеясь, ответил Лайт.