Бюро добрых дел

– Зато не поправимся, – радовался муж лихо сколоченному шкафу.

– А если кто толстый придет?

– Заодно и поймет, как неправильно он живет. Ты же любишь людям помогать? А это реальная помощь! Нет, ну какой красивый шкаф получился. И главное, вместительный! Заколебался я мимо ваших шуб протискиваться.

– Теперь будем между панелей протискиваться.

– Ну! Это ж сплошное наслаждение. Натуральный бук!

Да, Диана тогда сразу почувствовала свою неполноценность, прямо так и сказала.

– Толстая. А похудеть не могу. И ем мало, пухну.

– Зато ты уютная, – решила поддержать девушку Серафима.

Когда это было? Прошло лет семь. Диане тогда было чуть за двадцать. Она приходила в течение недели каждый день. Укол, потом посидит устало и дальше бежать. Уколы ставила отменно. Никакой боли, такое впечатление, что она всю боль на себя брала, поэтому и сидела потом, в себя приходила. Дальше идти – опять уколы, опять энергию отдавать, чужую боль на себя принимать. Так сама себе нарисовала ситуацию Серафима.

– А имя у тебя какое… – Сима тогда попыталась подобрать слова, но они как-то не находились. – Вроде на татарочку ты не походишь.

– Да нет, у меня родители слабослышащие, им все красивое нравится. Хотели сначала Жозефиной в честь любовницы Наполеона. Знаете?

– Кто ж не знает?

– Потом решили, несчастливая судьба, решили в честь принцессы Дианы.

– Так тоже вроде не то чтобы очень. – Господи, куда подевались все слова? Ах, ну да, грипп же. Или общение вот с этой самой неудавшейся принцессой. Диана говорила односложно, так же и отвечать хотелось.

– Вы что? У нее как раз все хорошо. Муж – принц, детей двое. А то, что не любили друг друга, так это у царей так принято. Зато пожила шикарно. И умерла красиво.

Это ж надо, какие у людей мысли в голове. Пожила… шикарно…

Удивляла Симу Диана, и было ее бесконечно жаль. Девчонка старается, живет в мечтах, родители инвалиды, как не помочь?

Серафима, понятное дело, дала телефон Дианы всем своим приятельницам да наказала, чтоб платили нормально. Девчонка аккуратная, все стерильно, а это главное.

А потом и матери помощь понадобилась. Куда обращаться? Понятное дело, к Диане.

К матери Диана ходила пару раз в неделю. Сначала в присутствии Серафимы, так мать хотела, а потом уж и одна. Она помнит, как забежал Витька, как осмотрел Диану с головы до ног, как густо покраснела девушка. Сима тогда даже вспомнила поговорку «до корней волос». Да уж, и волосы редкие, и макушка сквозь волосы пробивалась тоже розовая.

Покраснеть-то покраснела, но уже тогда Серафима почувствовала электрический разряд. Она тут же выкинула крамольные мысли из головы. На фига нужна Витьке эта корова? Его Катерина всегда была красавицей. Длинные ноги, высокая грудь, ярко-зеленые глаза и густая пепельная шевелюра. Сима знала, Витька гордится своей женой. Когда вместе шли, на Катерину оглядывались. А она еще ему и троих детей родила. При этом и форму не потеряла, и дома всегда был порядок. Да, молчаливая, холодная. Ну так она же к Серафиме холодная, не к Витьке!

Или что там Полинка говорила? Выходит, дочь что-то чувствовала? Или знала?! Боже мой… Неужели что-то происходило за ее спиной?! А она тут со своими добрыми делами? Может быть, на это ей семья намекала? Нет, ну это совсем никуда не годится!

Давно уже убежала Кира, разрывался на столе рабочий телефон, Серафиме было все равно. Ей казалось, что умерла какая-то часть ее естества, внутри как будто образовалась дырка.

Серафима встала и неуверенной походкой подошла к зеркалу. Она любила зеркала, любила свое в них отражение. Может, и не красавица, и ростом не вышла. Но подтянутая, одета всегда «к месту» и «к случаю», и улыбка, которая у них с Витькой одна на двоих. Постарела… Оно и понятно. Только бассейн для себя и оставила в этой жизни. Ни тебе новомодных СПА, ни массажей, ни психотерапевтов. Всю жизнь пыталась жить для всех. Путевки в лагерь девчонкам своим доставала, тут же просила для детей братьев. Кухню себе купила, Витьку на стенку записала, Егору шкаф в спальню достала. М-да. Потом жена Егора высказала, что ей зеркальный хотелось. Тьфу! А до этого вещи на стульях лет пять висели. Кстати, Катька тоже не сильно за стенку благодарила. Обидно было Серафиме? Обидно. Но она проглатывала и жила дальше. «Сами не понимают своего счастья. Дураки».

Господи, но почему Диана-то? Ну это же надо. Бог мой! А как же Катя? Неужели узнала? Может, потому и к матери не ходила? А может, так и заболела? Да нет же, нет. Но мысль в голове сформировалась, и ее невозможно было оттуда вытравить.

Сима подошла к столу, сначала хотела налить себе еще водки, но передумала. Что это изменит?

Она все-таки позвонила Витьке. Брат все понял по голосу:

– Уже доложили?

– Знаешь, что обидно, что я последняя узнала. Неужели заслужила?

Сама от себя не ожидала, что расплачется.

– Ну прости меня, думал, не поймешь.

– И правильно подумал, не поняла.

– Вот видишь.

– Вижу. Скажи, только без вранья. Чего-чего, а вранья между нами никогда не было. Ругань была, в детстве драки.

– Да уж, лупила ты меня знатно. За уши таскала.