Бюро. Пий XII и евреи. Секретные досье Ватикана

Очевидно, что возвращение в Вечный город вызвало у Кассуло радостное возбуждение. Подобно солдату, вернувшемуся домой после долгого изнурительного сражения, он не мог скрыть своей радости и ностальгии, видя старых товарищей и коллег, служащих папского дворца, – он словно был частью семьи и возвращался домой.

«Cameriere Segreto Partecipante [Тайный камергер] Назалли Рокка ненадолго задержал меня, после чего прибыл дежуривший в тот момент маркиз Пачелли. После разговора с этим благородным, добрым и очень элегантным человеком я был допущен к августейшему присутствию Его Святейшества, который принял меня по-отечески и обнял.

Я по меньшей мере час пробыл у Святого отца, который с интересом и благосклонностью выслушал мой отчет о том, что произошло в Румынии с 1939 года по сей день. Мы затронули все важные вопросы: трагические смерти министра Калинеску и его преемников… Захват Бессарабии и Северной Буковины… Венский арбитраж, польских беженцев, статус католиков и юридических лиц, отречение короля Кароля, личность генерала Антонеску, землетрясение, немецкое вмешательство, послание заместителя председателя Совета и советско-славянскую опасность…»⁴⁵

Кажется несколько странным, что в своих личных воспоминаниях Кассуло никак не упоминает проблему крещеных евреев, которой уделялось много внимания в его разговорах с правительством в Бухаресте. Чем это объясняется? Нунций Кассуло просто не упомянул этот вопрос в своем дневнике или вовсе не обсуждал его с понтификом? А во втором случае было ли это упущение намеренным или нет? Учитывая огромное количество сохранившихся рукописных страниц из дневников нунция, в которых крайне подробно освещается его повседневная работа и указываются его встречи и основные предметы обсуждения, представляется сомнительным, что он мог не коснуться столь важного вопроса просто по забывчивости. Кажется более вероятным, что нунций, будучи дипломатом, прекрасно знал, что ему можно говорить, а чего лучше избегать, чтобы получить положительный в политическом плане отклик на свои действия. Хотя речь идет о личных дневниках, в своих записях он очень редко давал место эмоциям. Он предпочитал излагать факты почти так же, как в официальных отчетах. Без сомнения все, что Кассуло пережил, все, что он попытался сделать и все человеческие страдания, которые он видел своими глазами, оставили глубокий, неизгладимый след в его душе. Этот человек в полной мере проявлял чувство христианского сострадания, которое можно ожидать от искреннего и преданного приверженца католической Церкви, к тому же священника. И очевидно, что, когда он брался за перо, он прекрасно осознавал, что его дневники попадут в Ватиканский архив и однажды кто-то их прочитает. Возможно, именно по этой причине он благоразумно не высказывал потенциально “опасные” суждения, не выражал своих чувств и не упоминал компрометирующие факты и действия. В любом случае, завершив отчет о своей аудиенции у папы, он дал бо́льшую свободу чувствам: «В конце нашей беседы я поблагодарил папу за присланные священные предметы для часовни нунциатуры. Я мог бы воспользоваться этой возможностью, чтобы обсудить с ним другие вопросы, связанные с моей миссией, но вдруг Maestro di Camera [камергер] монсеньор Ди Сант-Элиа возвестил о прибытии группы немецких солдат, которые надеялись получить благословение. После короткого разговора Святой отец благословил меня и всех моих близких, снова обнял меня и присоединился к служителям, ожидавшим его в покоях со стороны Зала Климента.