Рассматривая бюст Александра I работы датского скульптора, Пушкин узрел странное разделение лица императора: верх грозный, нахмуренный; низ же выражал улыбку. Эта особенность характера Александра I отражена стихотворении «К бюсту завоевателя», которое Пушкин написал в 1828-1829 годах:
Напрасно видишь тут ошибку:
Рука искусства навела
На мрамор этих уст улыбку,
А гнев на хладный лоск чела.
Недаром лик сей двуязычен,
Таков и был сей властелин:
К противочувствиям привычен,
В лице и жизни арлекин.
Кипренский подтвердил Пушкину, что Торвальдсен также заметил это странное раздвоение. По итогам разговора с Кипренским Пушкин записал в своем дневнике: «Торвальдсен, делая бюст известного человека, удивлялся странному разделению лица впрочем прекрасного – верх нахмуренный, грозный, низ выражающий всегдашнюю улыбку. Это не нравилось Торвальдсену".
Двойственное выражение лица Александра I и не могло «нравиться» Торвальдсену, так как он добивался в своих работах полной определенности, законченности, гармонического соответствия всех частей. Противоречивость выражения для скульптора-классика была дополнительной трудностью, осложняющей задачу совмещения портретного сходства с «красотой».
И действительно, если внимательно приглядеться к бюсту работы Торвальдсена, становится ясно, что впечатление великого поэта – безошибочно. Черты лица Александра несколько обобщены, идеализированы, он вообще представлен более молодым. Губы сжаты, но несколько вытянуты и образуют приветливую полуулыбку. Но верхней половине лица в этом бюсте, в отличие от других изображений царя, придано напряженное, можно сказать, мрачное выражение: на переносице глубокие складки, на лбу – морщины и бугры, брови резко нависли.
Не нарушая художественной цельности скульптуры, лишь объясняя и дополняя наблюдение скульптора, поэт пошел дальше художника. Он не только констатирует вслед за Торвальдсеном подмеченное им противоречие и подтверждает его правильность, но и дает ему глубокое психологическое истолкование.
Подобный метод обращения к скульптурному или живописному портрету, когда характеристика героя, данная средствами изобразительного искусства, продолжается в поэтических образах, встречается и в других произведениях Пушкина, в том числе таких значительных, как «Полководец» и «Медный всадник».
Вторя через много лет Пушкину, другой выдающийся русский поэт князь Петр Вяземский, лично знавший Торвальдсена, написал в своем стихотворении, относящемуся к сентябрю 1868 года:
Сфинкс, не разгаданный до гроба -
О нем и ныне спорят вновь:
В любви его роптала злоба,
А в злобе теплилась любовь…
Здесь отчетливо звучит несомненная аналогия со стихотворением Пушкина.
Не случайно, кстати, Петру Свиньину, издателю «Отечественных записок», постоянно выступавшему тогда в роли художественного критика, работа Торвальдсена не понравилась. В очередной статье своей художественной хроники, печатавшейся в «Отечественных записках» под заглавием «Взгляд на новые отличные произведения художеств, находящиеся в С.-Петербурге», он, после общих комплиментов Торвальдсену, как художнику, заметил: «Конечно, главное достоинство портретов и бюстов состоит в сходстве: сие последнее соблюдено здесь, по-видимому, в высшей степени: ни одна черта не упущена, всё выполнено с удивительною отчетливостью, везде видно особенное старание художника; но со всем тем, по ближайшем рассмотрении бюста, нельзя быть совершенно довольным сим произведением: ищешь в нем чего-то недостающего, чего-то ускользающего из-под резца знаменитого артиста! – И этот недостаток весьма важен для славы Торвальдсена и характера изображенного им лица: в бюсте сем, кажется, не сохранено ни величия, свойственного монарху русскому, ни того взора великодушия, благоволения, коим Александр привлекает к себе сердца всех, имеющих счастие к нему приближаться, одним словом: в бюсте не видно существенного, характеристического отличия, напечатленного рукой всевышнего на помазаннике своем!»
Иначе говоря, Пушкин, по сути, хвалит скульптора за глубокое проникновение в образ императора, а Свиньин, напротив, обижается на Торвальдсена за некие упущения в портрете.
В этом смысле "ошибку" Торвальдсена исправил уже упоминавшийся Борис Иванович Орловский, создавший свой скульптурный портрет императора Александра I в 1822 г. Скульптор изобразил Александра I триумфатором – в античном доспехе, увенчанным лаврами. За исполнение этого бюста молодой мраморщик Борис Орловский, крепостной полковника Н.В.Шатилова, получил вольную, был зачислен в императорскую Академию художеств и отправлен в Италию, где начал учиться у… Торвальдсена. Он был официально прикреплен к нему в качестве пенсионера Российской Академии художеств.