Бюст на родине героя

А р т е м. Почему кавказцам? Зачем кавказцам? Всем крещеным и некрещеным.

Л е в а (с каменным лицом, не отрываясь от дороги). Обрезанным и необрезанным.

Пошли-поехали, ерники…

Я. И что, покупают?

Стас. Врать не стану, при мне не брали. Но дамочки смотрят, облизываются.

Л е в а (мне). Могу поставить оптовую партию. Но не меньше тысячи штук. Берешь?

Я. П-о-о-шел…

Милые вы мои, как же я по вам соскучился, по рожам вашим и голосам, по ленивому московскому стебу, по розыгрышам и подначкам, по чуши, которую вы несете с самым серьезным выражением, по вашей перманентной готовности помочь, отдать последнее и тут же разыграть, одурачить, сделать козу. И как не хватает здесь Шурки, чтоб подхватить шутку, развить ее, довести до абсурда. Нас четверо плюс он, Шурка, это и был костяк нашего испытанного временем, несгибаемого банного политбюро.

Я (вслух). Все в сборе, кроме Шурки. Кворум.

Л е в а. Назвался членом — иди на пленум. Собрали кворум — отдули хором. Чем Шурка-то занимается?

Я. Скелетами торгует.

В с е (хором). Ну да?!

Трясущийся на московских ухабах и колдобинах «козел» — не лучшее место для подробного и обстоятельного рассказа, которого ждали от меня мои самые близкие люди, тем более что я, словно впервые попавший в Москву иноземец, то и дело вскрикивал: «А это что?» В общем, разговор наш перепрыгивал с одной темы на другую.

Стас сказал, что в моем издательстве обвальное сокращение и я запросто могу остаться на улице. Неприятная новость, но переживу. Левушка тут же пообещал взять меня к себе на автобазу, он, между прочим, там человек не последний, ее начальник.

Я спросил у Славика, что у него с академической задолженностью, и мой сынок, гордость моя, не без достоинства ответил: полный порядок — все раскидал, папаня. Стас тут же пробурчал что-то насчет яблока и яблони.

Да, а что с баней, в сауну-то ходите? Какая там сауна?! Федор Федорович зарегистрировал фирму «Здоровье» и лупит теперь столько, что потеть начинаешь, едва услышишь цену, — никакая сауна не нужна. Беда!

Вспомнилось, что Артюша аккурат перед моим отъездом стал появляться на людях с длинноногой блондинкой-манекенщицей. Как роман-то развивается? А никак, отвечает Артюша и делает несчастное лицо: «Не взяли Артема в депо». Я не перечитывал ту великую книжку со школы, но твердо помню, что Артемом звали старшего брата Павки Корчагина. Наш Артем любит повторять эту фразу и утверждает, что точно цитирует классику, — поди проверь. Впрочем, жалуясь, что не взят в депо, Артюша чаще всего просто брешет: он, красавец и дамский любимец, отказа не знает, можно сказать, все депо для него открыты. Кокетничает, мерзавец.

Между тем мы уже почти приехали. Промчались по проспекту до последней станции метро — отсюда видна кольцевая автодорога, развернулись и ушли в жилой массив. Пошла череда одинаковых многоэтажек улучшенной (по сравнению с чем?) планировки, по-осеннему тоскливые голые деревья, развезенная по асфальту глина, переполненные мусорные баки, сиротливые машины, скучившиеся на узких тротуарах. А вот и моя одноподъездная башня, вот и мой старичок «москвич», на всякий случай — береженого Бог бережет — стреноженный, хитроумно обездвиженный мною перед отъездом.

Я дома.

Мы уже входили в подъезд, когда меня окликнули. Оглянулся — сосед Гоша, в ватнике и обвисших на коленях трикотажных тренировочных штанах, возится в своем «жигуле» семьдесят какого-то года выпуска. Колоритнейшая личность этот Гоша, доложу я вам. Профессор юриспруденции, разочаровавшийся в советском праве и, как он сам говорит, ушедший из него влево: в своей квартире он выгоняет тюльпаны к великому всенародному празднику Восьмое марта и продает их на рынке. Я зову его цветоводом-мичуринцем.

— С приездом, сосед! — крикнул мне профессор Гоша, высовывая голову из-под капота.

— Здорово, мичуринец! — ответствовал я. — Как луковицы?

Гоша распрямился и, приложив черный от машинного масла палец к губам, скорчил страшную мину — его деятельность на ниве цветоводства известна всему дому, но гриф «совершенно секретно» еще не снят. Я понимающе закивал головой: мол, все понял, больше ни слова.

— А я тебя, сосед, давно поджидаю. Тут на прошлой неделе у тебя делали уборку, я и спросил, когда хозяина ждать. Сказали, вот-вот прибудет. Как съездил-то? Как там Америка?

Я насторожился. Убирать мою квартиру никому не поручалось, да и ключи я никогда никому не оставляю. Ну разве что Артюше Косову — когда ему негде уединиться с очередной подружкой.

— Кто делал уборку? Ты ничего не перепутал?

— Да нет. Я как раз к машине спускался, а они твою дверь отпирали — мужчина и женщина, очень миленькая, я еще тебе позавидовал. Приветливые такие…

Не дослушав Гошу, не рассказав ему, как там Америка, не удостоверившись даже, что с луковицами все в порядке, я взбежал на третий этаж и вставил ключ в замочную скважину.