Бизар

Была не была… Полезли, потянули-и… обломали несколько новых черепичных рядов, и пришлось натягивать проклятый пластик… В пыли, в грязи, во мху, они сидели на чердаке, возились в пластике, как в сеть угодившие водолазы, чертыхались, а старик возвышался над ними и спрашивал: «Ну?.. Так что еще можно было бы сделать с крышей?..» Те, отплевываясь, ему говорили, что лучше ее не трогать… больше сделанного сделать уже никак не получится точно… «Оставим как есть, мистер, чтобы не сделать хуже… вот приедет Костас, он сразу починит, он умеет обращаться со старой черепицей, он в Литве один из немногих специалистов в этой вот как раз области, он приедет и все починит, а пока и пластик сгодится…»

Натянули пластик; старик погнал нас вниз, прибрать хлам в коридорах и комнатах… Весь май без конца носили барахло – занимались переливанием из пустого в порожнее… Битую мебель – из одной комнаты в другую, складировали отвалившиеся дверцы шкафчиков и комодов, ножки столов… Убирали и топили комнаты, которые старик отвел под временные хранилища… собирали в них обломки его драгоценной мебели… Потом соберем… антиквариат!., можно продать на барахолке… Деньги – проект – поваленный лес – деньги – замок – ремонт – монахи – батюшка – деньги… Он вновь и вновь требовал выносить воду. Целыми днями мы бродили по замку, выносили из комнат ведра и тазы с водой, перетаскивали рухлядь, подметали коридоры, забывая про воду, забывая ведра и тазы… где бы ты ни оставил ведро или таз или какую угодно посудину, в ней моментально накапливалась вода, даже если посудина была перевернута…

Шир-шир – слышалось отовсюду. – Шир-шир – шептали швабры и метелки…

В подвале Дангуоле химическими средствами долго вытравливала из стен и косяков гриб, я выламывал доски из пола. Он основательно сгнил в нескольких помещениях, местами превратился в труху. С неимоверным удовольствием я его выламывал, без особого труда, нанося легкие и точные удары ломом. Дангуоле сказала, что со стороны я был похож на сумасшедшего кладоискателя.

Я потом всю ночь просыпался с улыбкой на лице…

…и следующую, и следующую…

Подарил ей кольцо. Оно было великовато, но Дангуоле все равно его носила… Я любил крутить его у нее на пальце, брал ее за руку, перебирал пальцы, нащупывал это большое кольцо и начинал крутить…

Дождь барабанил, терзая нервы. На чердаке было сумрачно, бежали струйки, образуя лужицы. Мы с Дангуоле ходили от одной дыры к другой, подставляя посудины под ручейки. Доски под ногами скрипели, прогибались, то и дело на голову что-нибудь сыпалось. Свисала паутина. Ползла, перебирая ловкими крючками, мохнатенькая летучая мышь…

* * *

Все вместе в замке жить мы больше не могли. Тем более я с ней. Вдвоем. Поэтому я первым съехал. Перебрался в пустой красный домишко, который состоял из двух фургонов: настоящего цыганского и обыкновенного строительного. Это был дом Абеляра и Жаннин. Когда-то они в нем жили. У них была большая любовь. С тех пор его называли Домом Любви. (Абеляр уехал в Южную Америку; Жаннин перебралась к Патриции, и дом пустовал.)

Сперва я просто гулял вокруг. Потом заглянул внутрь и подумал, что вот тут-то как раз и могли бы мы жить… и мысль эта мне показалась мыслью подзаборного кота, который залезает сквозь какую-то дыру в сарай.

Спросил у Жаннин, она разрешила. Спросил у Ивонки, она – как скажет Жаннин. Я заплатил первый взнос за домик из тех денег, что заплатил мне старик за мое добросовестное участие во всех им начатых проектах, включая перепись паркетных дощечек. Навел порядок.

Домик отличался низкой посадкой. Стоял он на бетонных блоках, которые ушли глубоко в землю. Чтобы залатать половицы, пришлось поползать…

– Зимой ты взвоешь тут, если не заделаешь все как следует, не законопатишь все щели сейчас, – сказал Клаус.

Я с ним согласился. Прибивал отпавшие доски, лежа прямо на земле. Чуть не разбил в кровь лицо, не говоря про руки. Кое-как запихивал крошившийся пенопласт, вминал его в дыры, вставлял стекловолокно там, где оно вывалилось, точно кишка при геморрое. Кругом было полно всякого мусору, дохлых крыс, кошачьих скелетов, битых горшков, всякой дряни… выгреб сотни пустых бутылок… Абеляр пил много красного испанского… Клаус кивал и посмеивался.

– Именно так, – говорил он, – в те самые дыры, которые ты заделывал, уродуясь, Абеляр отправлял пустые бутылки, каждый день… Каждый проклятый день! Они постоянно его пили! Абеляр и Мэтью! Каждый Богом проклятый день! А Жаннин и не замечала… Она много работала, а Абеляр жил на пособие по безработице и еще какие-то доходы… Он же писал статьи в газеты и журналы… И на эти крохи он пил с Мэтью и голландцем… И чтоб Жаннин не замечала, он пробил в полу дыры и выбрасывал туда пустые бутылки!

– Варварство! – сказал я.

– Таков был Абеляр… Иначе он не мог!