— Наверно, лучше выйти на открытую палубу, — крикнула я ему. Он обернулся. — Спутник, — пояснила я, указывая вверх.
Он кивнул и двинулся к иллюминаторам.
Солнце осветило его фигуру; сказав в трубку несколько слов, он стал призывно махать мне рукой.
Кейс остался лежать на месте. Когда я приблизилась, Пуденхаут протянул мне телефон. Теперь все его лицо покрылось испариной.
— Катрин?
— Это вы, мистер Хейзлтон?
— «Ах, милый, ты не одинок: и нас обманывает рок», — рассмеялся он в трубку.
— «И рушится сквозь потолок на нас нужда», — отозвалась я.
— Вот именно. Чтобы не обмануться, лучше не строить слишком много планов. Ты, часом, не водишь за нос бедолагу Адриана? Действительно никого из персонажей не узнала?
— А я точно видела именно то, что предназначалось для моих глаз?
— Мужчина и женщина занимаются сексом в отеле? Оно самое.
Я улыбнулась бедолаге Адриану, который промокал лоб носовым платком.
— Понятно. Нет, я их не узнала.
— Вот незадача. А уж какая была вокруг этого секретность. — Пауза. — Видимо, придется подсказать.
— Видимо, да.
— А может, лучше пока не говорить? Вдруг ты догадаешься, если будет время подумать?
— Лучше скажите.
— Хмм… Катрин, я бы попросил пока об этом не распространяться. Никому не показывай этот диск. Со временем он может тебе принести немалую пользу.
— Мистер X., если вы мне не скажете, я, чего доброго, поддамся соблазну запустить вашу видеозапись в Интернет — чем черт не шутит: вдруг кто-нибудь другой узнает этих юных влюбленных и откроет мне глаза.
— Скажешь тоже, Катрин. Это было бы крайне безответственно. Не надо своевольничать.
— Я и так слишком долго остаюсь в неведении. Почему бы не рассказать мне все открытым текстом?
Еще одна пауза. Где-то совсем рядом, чуть впереди, взревела корабельная сирена. Мы с Пуденхаутом даже вздрогнули.
— Что это было? — встревожился Хейзлтон.
— Судовой сигнал, — ответила я.
— Невероятно громкий.
— Даже вас оглушило? Итак, кого я должна была узнать, мистер Хейзлтон?
— Возможно, я перестраховщик, но Адриану совсем не обязательно это слышать.
Я улыбнулась Пуденхауту.
— Совершенно с вами согласна. — Я повернулась, отошла на несколько шагов в сторону и одарила Пуденхаута очередной улыбкой. Тот поджал губы. Потом он вернулся в тень и стал наблюдать за мной, скрестив руки на груди.
Слышно было, как Хейзлтон перевел дыхание.
— Героиня тебе даже отдаленно никого не напомнила?
Выходит, надо было смотреть на дамочку! Я напрягла память.
— Нет, не припоминаю.
— Может быть, когда вы встречались, у нее были светлые волосы. Причем довольно длинные.
Светлые волосы. Я представила себе лицо этой женщины (как ни досадно, она почему-то запомнилась мне в момент оргазма, с запрокинутой головой и раскрытым в крике блаженства ртом). Отгоняя от себя этот образ, я стала мысленно удлинять и осветлять ее волосы.
Вполне возможно, подумалось мне, когда-то мы с ней встречались и даже знакомились. Вполне возможно, ее лицо было мне чем-то неприятно. Вызывало нежелательные ассоциации.
— Ну, как успехи, Катрин? — спросил Хейзлтон. Похоже, ему нравилась эта игра.
— Кажется, что-то забрезжило, — неуверенно сказала я. — Но очень смутно.
— Сказать?
— Скажите, — попросила я (а про себя добавила: «садист»).
— Ее зовут Эмма.
Эмма. С этим именем определенно связано что-то мерзкое. Да, я ее видела, это точно, но, скорее всего, только однажды. Но кто она, черт возьми, такая, и почему мне так неприятно о ней думать?
И тут до меня дошло — в тот миг, когда он назвал ее фамилию.
Через полчаса все столпились на капитанском мостике «Лоренцо Уффици»; меня придавили к каким-то еще не размонтированным приборам под иллюминаторами. Я смотрела, как береговая линия мчится на нас со скоростью тридцать узлов. «Лоренцо Уффици» должно было вынести на берег ровно между полуразрушенным грузовым судном и огромным остовом, чего — неизвестно, так как на ребрах-шпангоутах не осталось ни единого листа обшивки. По обе стороны от нас простирались километры песка, а на них — множество судов всех видов и размеров на разной стадии демонтажа: над одними, совсем недавно оказавшимися на берегу, работать еще не начинали, от других оставался только киль и отдельные стрингера; необъятный пологий берег с пятнами нефти усеяли крохотные фигурки, тут и там спорадически вспыхивали бесконечно малые огоньки, а над останками кораблей, над заваленной ломом косой и дальше, в глубине бухты, вздымались косые столбы дыма.