В Кентукки и Западной Виргинии мы имеем всего 16 шахт. Когда, несколько лет тому назад, мы приобрели первую шахту, мы вполне понимали, что начинаем производство, о котором мы очень мало или почти ничего не знаем, в котором имеются чрезвычайно сильные рабочие организации и в котором никогда не прививались целесообразные производственные методы. Угольная промышленность – одна из наиболее отсталых отраслей индустрии. Мы решили платить шахтерам нашу стандартную заработную плату, обеспечить им непрерывную работу в течение года и ввести во всех подразделениях производства принцип индивидуальной оплаты.
Прежде всего мы расчистили все шахты и их окрестности. Дома, которые не стоило красить, мы разрушили и заменили хорошими зданиями с ваннами; мы проложили удобные тротуары и мощеные дороги, осветили улицы, построили рекреационный зал и вообще постарались превратить поселки шахтеров в первоклассные маленькие городки, удобные для жизни. Мы ввели нашу обычную шкалу заработной платы, благодаря чему наши шахтеры теперь зарабатывают почти вдвое больше, чем шахтеры других предприятий. Рабочие оказались прекрасными людьми. Их потребности сразу расширились, и в одном поселке, например, около двухсот человек владеют теперь собственными автомобилями.
В летние месяцы мы перевозим уголь на судах к устью озер, чтобы накопить запас для Северо-Запада. Это дает возможность вести работу в шахтах в течение всего года. Сокращения штата в связи с сезонными условиями очень невелики; мы никогда не вычеркиваем рабочих из наших списков и не понижаем их заработной платы. Для некоторых из рабочих, оказавшихся временно излишними, мы находим работу по очистке шахт и поселков; других мы посылаем на Фордзон и обеспечиваем их работой до тех пор, пока шахты не заработают полным ходом. Часть избыточного угля мы грузим на наши собственные озерные суда и отправляем на северо-запад, где он и передается нашим агентам по продаже. Но излишка остается немного, и в скором времени весь добываемый нами уголь будет потребляться нашими собственными заводами.
Одно из проклятий угольного производства, да и всех производств вообще, заключается в том, что рабочий часто вынужден оставаться без дела, пока не подвернется работа в его профессии. На нашем предприятии никакой рабочий не считает себя прикрепленным к определенному роду труда; как только возникает в этом необходимость, он готов взяться за любую работу, о которой раньше он может быть никогда и не слыхал. С национальной точки зрения совершенно невыгодно, чтобы люди считали себя исключительно рудокопами, механиками или машинистами. Для каждого человека лучше знать несколько ремесел. Мы имеем в виду завести промышленное предприятие неподалеку от шахт, чтобы рабочие могли менять работу, и, по всей вероятности, в конце концов мы будем получать значительное количество энергии в самих шахтах.
Наш уголь стоит нам дешевле, чем уголь, покупаемый на рынке, хотя мы еще изобрели мало способов для усовершенствования шахтного дела; пока мы ограничиваемся лишь тем, что всюду, где возможно, вводим машину и устраняем ремесленный бюрократизм.
Мы часто могли бы покупать уголь по более дешевым ценам, но мы не желаем получать уголь, приносящий убыток производителям, и, с другой стороны, не желаем содействовать спекуляции.
Одна из причин, побудивших Генри Форда покупать угольные шахты, – это частые забастовки горняков. Во время национальной забастовки осенью 1922 года, когда шахтеры потребовали повысить цены на уголь с $4,5 до $6,5 за тонну, реакция Форда была жесткой. Он… остановил свое производство на пять дней. И разразился гневными тирадами в защиту потребителей, ограбленных «заговорщиками».
По мнению Форда, забастовку спровоцировали банкиры с Уолл-стрит, владеющие шахтами и желающие еще больше разбогатеть на повышении цен.
– Я останавливаю завод, – заявил Форд репортерам, – потому что не хочу получать уголь за взятку… Мы имеем дело с заговорщиками, цель которых – ограбить людей.
Министр торговли Герберт Гувер скептически отнесся к затее автомобильного короля. И высказал такое мнение: Форд мог бы и не закрывать завод, если бы согласился с новыми расценками.
Неистовый Генри парировал:
– Я-то могу платить такую сумасшедшую цену за уголь. А простые покупатели?