Я позвонил двоюродной Ингиной тетке – нашей единственной родственнице в городе – и договорился, что она на несколько дней возьмет Артема к себе. Или пусть к нам переселяется, как ей будет удобнее. За Артемом сейчас присматривают охранники. Пусть позвонит ему на «трубу» и договорится.
Потом меня свозили домой, чтобы провести в моем присутствии обыск. Тетя Ингрид уже была там. Она смотрела на меня так, словно я только и делаю, что устраиваю ее племяннице неприятности, а сам не вылезаю из лагерей. Артем тоже смотрел на меня как-то особенно, но я не придал этому значения. Не до него сейчас, потом разберемся.
Я был готов к провокациям в виде подброшенного мешка анаши или коробки патронов, но обошлось, обыск закончился безрезультатно. Хотя я бы, наверное, на месте ментов не удержался «отыскать» дополнительную улику.
Воспользовавшись тем, что они на какой-то момент отвлеклись от меня, я попытался избавиться от дискеты, которая весь допрос жгла мне карман. От той самой дискеты, которую я нашел в сейфе Рамиса и у которой после драки с Вадимом оказался сломанным корпус. Я сумел незаметно положить ее в стол, но не успел отойти от него. Один из ментов, заметив мое напряженное лицо, догадался заново осмотреть ящики. Сначала он не обратил на дискету внимания, и я мысленно перекрестился. Как выяснилось, преждевременно. Не найдя ничего интересного, он задумался, взял дискету и спросил у коллеги:
– Вась, она тут лежала?
– Не видел!
– Значит, не лежала. Что ж вы так, Константин Андреевич?
Я промолчал. Трудно подобрать ответ в такой ситуации. Адвокат поспешил прийти мне на помощь, но на него просто не обратили внимания. Дискету запечатали в конверт и приобщили к протоколу обыска. Протокол я подписать отказался.
– Это ничего не изменит, – равнодушно сказал мент. – Товарищи понятые, прошу вас засвидетельствовать, что гражданин Ордынский отказался от подписи.
Мне разрешили переодеться, собрать необходимые вещи. С теткой я попрощался сухим «До свиданья», Артему сказал:
– Я скоро вернусь. Сходи завтра к маме…
– А что ей говорить?
Я мысленно чертыхнулся: надо было раньше подумать об этом. Конечно, не сын должен объяснять матери, что отца посадили. Кого попросить? Только Степана, других кандидатур нет. Я достал сотовый телефон, который у меня пока не отобрали, и набрал его номер. Менты переглянулись, но не стали меня останавливать.
– Степа? Привет! Ты в городе? Короче, меня закрывают. Надеюсь, только на два дня. Долго объяснять, за что, много всякой херни накрутили. Инга в больнице. Постарайся к ней сегодня прорваться и все объяснить…
Закончив разговор, я отключил мобильник, положил его на столик в прихожей и взял сумку с вещами и жрачкой:
– Поехали?
Прямо из дома меня на милицейском «жигуленке» повезли в МИВС – Межрайонный изолятор временного содержания. Адвокат на своей машине ехал за нами, почти упираясь в наш багажник.
Играла кассета с песнями Михаила Круга. Динамики так хрипели, что половину слов было не разобрать. Впрочем, это не мешало слушать – я все его песни знал наизусть. Менты, по-моему, тоже. Тот, который сидел рядом с водителем, кивал в такт куплетам, особенно энергичными кивками выделяя главные слова. Когда певец закончил про «Владимирский централ», я сказал:
– Не правы вы, мужики.
– Что? – Водитель сделал громкость поменьше.
– Никакой суд меня не арестует, через двое суток уйду. Так на хрена было меня сейчас тормозить? Не видите, что у меня дома творится?
– Сам виноват, – не задумываясь, ответил водитель, второй, сидевший рядом с ним, промолчал, а третий, всю дорогу подпиравший меня чугунным плечом, флегматично заметил:
– Ты убегаешь, мы догоняем – а вместе делаем одно общее дело. Кстати, я бы на твоем месте по поводу двух суток не зарекался. Мы ж не все показали, что у нас есть на тебя. Кое-что приберегли для суда, чтобы ты со своими адвокатами не мог подготовиться.
В разговор вступил передний пассажир:
– Я с Цыганковым вместе работал. Хороший был опер когда-то! А потом стал полным говном. Так что тебе повезло: если бы убили правильного мента, пусть и бывшего, ты бы у нас по полной программе пошел.
– Это как?
– Лучше не знать. А за Цыгана мы… – Не договорив, он сплюнул в приоткрытое окно.
Водитель прибавил громкость магнитолы.
Так и доехали.
Пожимая мне на прощание руку, адвокат пообещал прийти завтра с утра.
После долгих и несколько унизительных процедур меня отвели в двухместную камеру.
– Выбирай любую шконку, – сказал конвоир. – До утра никого больше не будет.
– А потом?
– Потом посадим кого-нибудь. Одному не положено…
– Хотелось бы девочку.
– Надувная сойдет?
– Не бывает некрасивых надувных женщин, бывают слабые легкие.
Конвоир усмехнулся:
– Старая шутка. Выпендриваешься или на самом деле такой спокойный?
– Я не спокойный. Я злой. А насчет беспокойства… Чего мне беспокоиться? Это пусть у ваших болит голова, что посадили без доказательств.
– Про доказательства не надо, все говорят, что их нет или подбросили. А на прошлой неделе один такой же спокойный, как ты, весь вечер бодрился, а ночью в петлю полез.
– Я не полезу.
– Надеюсь.