Black Butterfly (СИ)

Как Билл и предчувствовал, отец не просто так искал его последние пару лет. Да, поначалу он брал по максимуму всё то, что ему предлагалось. При виде огромного особняка он чуть было не проглотил язык и не упал в обморок. Такие дома он видел только в своих снах. А уж когда дворецкие во фраках открывали перед ним двери, он шарахался от них с испуганным взглядом, как от прокаженных.

Отец не обманул его ни в чём. На заднем дворе действительно была конюшня, которая привела парнишку в полный восторг. И дом был с четырьмя этажами, и его кровать была просто огромной. Да и Гилберт водил его всё это время, куда Билл только ни пожелает. Он упивался своими нынешними возможностями, задворками ума осознавая их временность. Но он никак не ожидал, что отец решит испортить всё именно сейчас, за ужином.

Как Билл и думал, у Гилберта больше не было детей. И ему был необходим наследник, чтобы передать своё большое прибыльное дело. Но парень только в кошмарном сне представлял себя, сидящим в сером дорогом костюме в бессовестно богатом кабинете с золотым паркером в руке. Тем более, у него был довольно хороший пример того, как человек, прогибаясь под своего родственника, задушил в себе своё истинное желание и мечту. Он не хотел быть таким же несчастным, как Том. Он не собирался скрывать ни своей ориентации, ни своих убеждений, ни целей. И даже если отец выбросит его из этого сказочного замка, он не изменит своего решения.

— Нужно, Билл, — спокойно ответил Гилберт, сложив руки в замок. — Я не могу доверить компанию кому попало.

— И ты так же не можешь доверить её тому, кто плевать хотел на этот бизнес, — сдвинув брови к переносице, ответил черноволосый. — Я буду фотографом, и точка.

Гилберт устало прикрыл глаза и затем строго посмотрел на сына. Переходить на шантаж ему совсем не хотелось, но он почти уже не видел другого выхода.

— Так кем тебе приходится Том Каулитц? — Сразу же в лоб спросил он, прищурившись.

Билл несколько раз изменился в лице, открывая и закрывая рот, и, наконец, выдавил:

— Друг. Он помог мне выбраться из нищеты.

— Билл, — раздражающе спокойным тоном произнес Гилберт, — я хочу, чтобы ты был честным мальчиком.

— А я хочу быть свободным, — вскочил он из-за стола, и не успел даже опомниться, как отец плеснул ему в лицо холодной водой явно для того чтобы остудить его пыл.

— Я знаю, какие у вас отношения, — вдруг внезапно повысил голос мужчина, так же резко поднявшись из-за стола. — Этот подонок совратил тебя! И не смей лгать мне!

— Так какого черта спрашиваешь, если знаешь? — Ощетинился Билл и с обидой посмотрел на него. — И вообще, это я его соблазнил! Вот так!

Мужчина поперхнулся воздухом от такого ответа и сел обратно за стол, с ужасом смотря на сына. Билл понимал, что ляпнул лишнего, но его терпение тоже не вечно. Рассказывать о своём пути продажи собственного тела он совсем не хотел, и поэтому прикусил язычок, прожигая взглядом на отце точку.

— Билл, ты же бредишь! Это он тебя заставил так говорить, да? — Он тут же подскочил к нему, тряся за плечи. — Скажи, он делал тебе больно?

— Больно делаешь мне ты! — Билл попытался расцепить сильный захват Гилберта ловкими пальцами, но не вышло. — А я Тому нравлюсь!

— Мне кажется, теперь у этого мужчины больши-и-ие неприятности, — недобро протянул отец Билла и, сжав челюсти так, что желваки забегали по лицу от ярости, отпустил его плечи и отвернулся к окну. Он для себя уже всё решил.

Билл почувствовал, как тревожно зашумело сердце при одной только мысли, что Том может попасть в большую беду. Он уже слышал в телевизионных сводках, какие сроки дают педофилам, а в могуществе своего отца Билл не сомневался. Он снова почувствовал тебя тем самым испуганным одиннадцатилетним мальчиком, который потерялся в большом взрослом мире. Только теперь он дрожал от страха за другого человека, к которому прикипел всей душой.

— Ты же не будешь… — Слово провалилось в исчезнувшее дыхание, и Билл растерянно смотрел в широкую спину отца уже повлажневшими глазами.

— Придётся, Билл. Это, конечно же, не только потому, что ты отказался быть наследником моего бизнеса. Что мы, дети, так ребячиться? — Хмыкнул он, продолжая стоять спиной к сыну. — Я должен это сделать ради справедливости. Никто не смеет совращать умы малолетних, и тем более моего сына!

Черноволосый уже не находил в себе слов. Не было ни желания, ни сил продолжать этот спор, который его остроумный папаша выиграл ещё с самого начала. Стало невыносимо стучать в висках, как будто в голове заработала дрель.

Поморщившись от боли и от покалываний в носу, он развернулся и поднялся в свою шикарную комнату на втором этаже. Вытряхнул из карманов пиджака наличные, что Гилберт вручил ему на собственные расходы. Скинул с себя кричащую своим роскошеством одежду, оставив её лежать на полу, и нацепил свой ветхий чёрный свитер с потертыми темными джинсами, от которых, что заметил Билл только что, пахло чем-то невесомо неприятным. Холодный и сырой запах бедности.