Дафна Гринграсс не нравилась Гермионе еще в школе, когда ходила по Хогвартсу с неизменным выражением презрения на узком скуластом лице и чуть что хмурила тонкие черные брови и кривила ассиметричные бледно-розовые губы, полную нижнюю и тонкую верхнюю. Практически не говорила, во всяком случае, не с гриффиндорцами, но исходящее от нее презрение порой ощущалось физически. Она не нравилась Гермионе и после школы, когда они случайно сталкивались в Министерстве Магии и почему-то в Лонгботтом-Мэноре. Гринграсс была воплощением всего, что Гермиона так ненавидела в этом мире: надменности, с которой смотрели на магглорожденных все эти заносчивые аристократы, и хаоса, который царил в магической Британии после войны. Она была дочерью, сестрой и женой почти что Пожирателей Смерти, а такие люди не становятся хорошими только потому, что Невиллу так показалось.
В отличие от него, Гермиона прекрасно видела, что Дафна Гринграсс была скользкой, как змея. Способной проползти куда угодно и притвориться кем угодно. Она носила короткую стрижку с небрежно растрепанными прядками, из-за которой могла сойти издалека за мальчика-подростка, и имела репутацию женщины, которую обожали независимо от того, что она делала. Дафна Гринграсс могла говорить в интервью очередному журналу всё, что ей вздумается, высказывать мысли любой степени радикальности, и её не волновало, что пишут или говорят о ней самой. Она делала, что хотела, и не спрашивала ни чужого мнения, ни совета.
Дафна Гринграсс была ненормальной.
И особенно сильно это ощущалось, когда она стояла посреди кухни в Норе в кожаной куртке со светоотражающими вставками и мотоциклетных джинсах и целовала племянника миссис Уизли. Как будто их семьи не убивали друг друга в Первую и Вторую Магические Войны. Гермиона при всём своём уме не видела одного: в этом мире семьей друг другу были все. А войну начал выросший в маггловском мире полукровка, который тоже не понимал, насколько сильна эта связь между магическими родами.
- Доброе утро, - поздоровалась Гринграсс негромким грудным голосом.
- Джордж, это Дафна, Дафна, это Джордж, - коротко представил их друг другу Флинн. – Остальные вроде с ней знакомы.
Гринграсс молча кивнула и полезла в свой кожаный рюкзак, небрежно стряхнув его с плеча.
- С днем Рождения… Рон, - сказала она, запнувшись на короткое мгновение. Словно хотела по привычке сказать «Уизли».
- Фпафибо, - отозвался именинник, принимая небольшую квадратную коробочку в синей упаковочной бумаге.
- Ты уж извини, у нас один подарок от двоих, - добавил Флинн. Гермиона с трудом удержалась, чтобы не фыркнуть. Разумеется, Пруэтт не стал признаваться, что он попросту не подумал купить подарок от себя.
- Милый, мне бы где-нибудь переодеться, - сказала Гринграсс, расстегивая куртку. Под той у нее был простой черный свитер с широким воротом. – А то что я в джинсах?
Действительно, сухо подумала Гермиона.
- Да брось, тут все свои, - отмахнулся Флинн.
- Ну нет, мне в юбке будет удобнее, - ответила Гринграсс, напустив на себя многозначительный вид. – И тебе, кстати, тоже.
Флинн моргнул, растянул губы в хитрой улыбке, сообразив, о чем речь, и сказал заговорщицким тоном:
- Пойдем, я тебе покажу.
- Боже, - фыркнула Гермиона, когда за ними закрылась кухонная дверь. – В доме же дети.
- Не переживай, Герми, - ответил ей Джордж. – Я уверен, что они знают, как запирать дверь.
Рон сдавленно хохотнул – нормально смеяться ему мешал пирог – и принялся распаковывать подарок. После чего вновь сделал титаническое усилие, чтобы проглотить кусок пирога, и воскликнул:
- Ого! Не может быть!
- Что там? – без особого интереса спросил Джордж. Рон продемонстрировал ему поблекший, скорее бронзового, чем золотого цвета снитч с поломанным и слабо трепещущим крылышком. Гермионе захотелось догнать эту наглую парочку и выгнать их из дому раз и навсегда за такие подарки.
- Слушай, он настоящий! – вопил тем временем Рон, забыв даже про свой пирог. – Тут вон и гравировка с датой! И вот здесь вмятина, по нему тогда случайно битой попали!
- Что? – не поняла Гермиона. Муж повернул голову к ней и немедленно просветил:
- Это снитч с самого первого матча, в котором участвовали «Пушки Педдл»! 1753 год! Он, черт возьми, стоит дороже Лонгботтом-Мэнора!
Платить столько денег за помятую безделушку со сломанным крылом? Точно ненормальные. Оба.
Хотя с другой стороны, у Гермионы были большие сомнения в том, что Рон верно оценивает стоимость Лонгботтом-Мэнора. Кто в действительности станет платить крупную сумму за дом в никому неизвестной глуши? Да и башня у них там обвалилась. Невилл что-то говорил про то, что ее невозможно восстановить никакими способом, не то семейное проклятье, не то еще какая-то магическая мерзость, но, на взгляд Гермионы, ценнее мэнор от этого не становился.
- Мерлин, - тем временем выдохнул Рон. – Я надеюсь, Флинн на ней женится!
Гермиона фыркнула.
- Мужчины. Все вы одинаковые.
- Не понял, - честно сказал Рон. Джордж, судя по недоуменно поднятым бровям, тоже.